Конец кривущщий, но мне нужно было уже как-то начинать следующую главу XD
Вы бы знали, как долго я курила матчасть про нижние рубашки в древнем Китае XDXD В итоге плюнула на все, и решила, что тогда женщины уже знали про полочки и клинья О.о
Название: Пока не расцвела сакура
Автор: katya_neko ([email protected])
Фэндом: Saiunkoku Monogatari
Бета: нет
Пейринг/Персонажи: Сейран, Шурей, Шока, Рьюки, Джуусан-химе, Шуе, Койю, Рьюшин, Рейшин, Юри-химе, триплет Ранов, Сейран/Шурей, легкое Рьюки/Шурей, легкое Рьюки/Джуусан-химе, Рейшин/Юри-химе, Шока/Шокун
Жанр: романс, приключения
Рейтинг: PG-13
Состояние: в процессе
Описание: написан по заявке, которая разбудила во мне шиппера-маньяка XD
Посвящение: Okini-chan как заявителю и товарищу-шипперу XD
Предупреждение: выставлять где угодно, но только с этой шапкой. Помните о нежной душе автора и копирайтах XD
Пока не расцвела сакура
Часть 5. Рядом с тобой Часть 5. Рядом с тобой
Холодная, черная дыра в разрушенном камине была похожа на вход в подземное царство Аида. Мрачная, страшная, беспросветная, она, казалось бы, не имела дна, от смоляных, неподвижных поленьев веяло сыростью и ледяным ветром. Случайно задетая им одинокая головешка неуверенно покачнулась, замерла на краю, а потом безысходно свалилась в унылую пропасть.
Это был безнадежный случай.
Сейран вздохнул и, слегка покачнувшись, встал на ноги. Камин так и не удалось починить, зато его руки почти по локоть были покрыты бархатисто-черным углем, сажей и легким, тонким слоем серого пепла.
Комната была ледяной. За одну снежную ночь окна покрылись толстым налетом инея, небрежно сложенные одеяла стали мерзлыми и неприятно-твердыми, стылый пол холодил ноги даже через подошвы зимних сапог.
Останься он ночевать в этом северном королевстве, и к утру его тело, скорее всего, уподобилось бы ледяной статуе, одной их тех, которые так любят лепить дети, поливая их для верности студеной колодезной водой.
Вздрогнув, юноша задумчиво подул на замерзшие, грязные руки, тут же пожалев об этом. Сизая копоть тут же взмыла в воздух и осела на щеках и ресницах.
В этот момент в дверях появилась Шурей, неся в руках дымящуюся миску с чистой водой. При виде его чумазого лица и тоскливого взгляда она коротко, весело рассмеялась и протянула сложенный вчетверо кусок ткани.
- Я так и думала, что его не починить, - покивала она, посмотрев на жалкие остатки каминной решетки.
- Если бы не весь этот снег, то я бы мог осмотреть дом снаружи или даже спуститься в подвал, - заметил Сейран, аккуратно протирая руки и умываясь теплой водой.
- Ничего не поделаешь. Снег растает только через пару дней.
В светло-карих глазах девушки светилось лишь безмятежное спокойствие, но Сейран все еще не мог найти себе места. Всего лишь за одну ночь мир сократился до размеров их особняка, окна которого теперь превратились в двери. В памяти всплыло нетронутое, гладкое, покрытое снегом поле – белая, белая пустыня - и мертвая тишина. Снег, принесенный ночной бурей, доставал до подоконников, огромные сугробы заблокировали входную дверь - они были заперты и отрезаны от остального мира на ближайшие два-три дня.
Не первый раз он оказывался в таком положении, и условия были более чем благоприятными – у них было жилье, и был огонь, у них было достаточно воды и даже немного хлеба и сыра. А ведь сколько раз в прошлом ему приходилось пережидать зимнюю бурю в сырой, темной пещере, голодая, дрожа, завернувшись лишь в рваный плащ и лишь стараясь не заснуть и не проиграть очередной бой смерти и разгневанной, бушующей природе.
Но в этот раз с ним была Шурей – и на плечи тяжелым покрывалом тревоги ложилась ответственность. В ней же не было и тени страха – и он с горечью осознавал, что в этом была часть его вины. Она верила: пока она рядом с ним, она в полной безопасности. Он защитит ее от любого несчастья, любого удара судьбы. И чем больше она доверяла ему, тем чаще Сейран убеждался в своей беспомощности, своем бессилии. Предсказание Тантана с беспощадной, болезненной правдивостью сбывалось, казалось бы, прямо у него на глазах.
Но он был уверен – если бы ему судьбой был дан шанс вернуться в прошлое, он бы снова и снова шел по этому пути, стараясь защитить от любого горя свою госпожу, свой свет, свою надежду, свою принцессу…
- Сейран? – Шурей с беспокойством потянула его за рукав и вдруг, вспомнив что-то, поспешила к стоявшему в углу чемодану. Юноша, покачав головой и вздохнув, начал аккуратно убирать разбросанные инструменты и перенесенные на время ремонта вещи.
Приятная тяжесть в руках напоминала - впереди предстояли часы и дни ничегонеделанья. Вся его работа, все его обязанности были за пределами этого дома, будь-то военная служба, поход на рынок или заготовка дров. Впервые за долгое время ему представилась возможность отвлечься от забот и долга и подумать о себе, но как только он осознал внезапную свободу, он чувствовал только растерянность и опустошенность. Такая непоседливость была непривычной и раздражающей, но Сейран ничего не мог с собой поделать и только ощущал щемящую пустоту в ладонях и мыслях.
- Сейран! – снова отвлекла его от беспокойных размышлений девушка. - Примеришь?
Внезапно пустота в его руках была заполнена чем-то мягким, плотным и теплым. Пальцы рефлексивно сжались, стараясь сохранить как можно больше нежданного тепла.
Приятная на ощупь ткань оказалась нижней рубашкой уютного нежно-пепельного цвета. Бока были аккуратно приметаны белой ниткой, но было заметно, что шитье еще не было завершено.
В ответ на его вопросительный взгляд Шурей немного смутилась и неловко помяла в руках складки собственного шерстяного платья, прежде чем тихо пояснить:
- Я решила сшить тебе новую рубашку. Это старая выкройка, еще со времен, когда я и не думала, что стану госслужащим. Как удачно, что у меня появилось свободное время, чтобы закончить ее и подарить тебе. Считай это благодарностью за ту бесконечную одежду, которую ты давал мне все эти годы. Охохо…
Шурей, неестественно рассмеявшись, покраснела и опустила глаза. Этот смех, подобие деликатного смешка придворной дамы, резко отличался от естественного смеха девушки и никогда не уставал забавлять его. Сейран, пытаясь скрыть (грозившуюся появиться совсем не к месту) широкую улыбку, начал расстегивать пуговицы. И только подняв над головой руки с зажатыми в пальцах краями рубашки, осознал, что делает. На несколько секунд он замер, пытаясь найти выход из сложившейся ситуации. Холодный воздух ледяными пальцами коснулся его обнаженной кожи, и Сейран задрожал. Не выдержав, он рывком сдернул с головы последний слой ткани и нервно посмотрел в сторону Шурей.
Та по-прежнему разглядывала несуществующую трещину в досках пола, но теперь щеки ее пылали, как два алых цветка. Несмотря на большое желание наказать себя за непредусмотрительность, юноша не мог удержаться от беззвучного смеха – в этом была вся Шурей. В этой напряженной позе, растерянном наклоне головы, зажмуренных глазах по-прежнему жила упрямая до безрассудства, смелая, решительная малышка, которую он без памяти любил.
Девушка, каким-то образом почувствовав его настроение, с подозрением бросила не него быстрый взгляд. Увидев такое ничем не прикрытое и совершенно необоснованное веселье, Шурей вспыхнула и, сразу же забыв о стыдливости, этикете, благопристойности и приличиях, метнулась к нему, пыша благородным негодованием. Схватив аккуратно разложенную на кровати рубашку, она начала бесцеремонно натягивать ее на своего не в меру смешливого друга.
Все еще посмеиваясь, Сейран послушно поднял руки, продев их в рукава, и сорочка легко легла на тело. Шурей, удивленная тем, что выкройка пришлась ему точно в пору, забыла о мести и начала теребить ткань, вслух размышляя о неизвестных юноше стежках, полочках и клиньях. Завороженный мягкостью рубашки и ее голосом, Сейран замер, пытаясь сохранить драгоценное тепло, потом слабо выдохнул, наблюдая за появившимся перед ним, едва заметным облачком пара.
Да, они были заперты и отрезаны от остального мира, но они были вместе, и только это имело для него значение.
***
Остаток дня прошел в многочисленных примерках, которые казались Сейрану бесконечными и утомительными, но от этого не менее забавными. С изумлением и каким-то внутренним упрямством он безуспешно пытался стереть с лица, казалось бы, навсегда приклеившуюся там усмешку, но его снова и снова выдавал блеск слегка прищуренных глаз. К тому же, смешно надутые щеки и яркий румянец обиженной и недоумевающей девушки отнюдь не настраивали юношу на серьезный лад. Его сознание, словно решив отыграться за все те годы, когда он отказывал себе даже в простой улыбке, показало свою часто скрываемую за заботливой маской «старшего брата» игривую и смешливую сторону. Шурей фыркала, поднимала брови, но молчала, а иногда, заразившись его весельем, тоже начинала смеяться, укоризненно качая головой.
Когда за окном потемнело они, закутавшись в несколько слоев теплой одежды, быстро обошли дом и совершили вылазку на кухню за дровами и чаем из драгоценной воды, которая за несколько часов превратилась в некое подобие ледяного айсберга в металлическом ведре. В итоге, не выдержав в промерзлой пристройке и пяти минут, они молчаливо и безоговорочно скрылись в комнате Сейрана, закрыв двери и затопив камин, укутавшись в теплые одеяла и уткнувшись каждый в свою книгу.
Вытянув длинные ноги, Сейран вздохнул. Книга, камин, одеяло и чай - происходящее казалось нереальным, но в душе царил странный покой. Новая рубашка была теплой и мягкой, каждая мысль была одновременно тяжелой и легкой, словно нависшее над городом дождевое облако, одна эмоция нехотя сменялась другой, пока все чувства не смешались в одно – тихую ностальгию. Его глаза смотрели на покрытую цветистыми фразами страницу книги, но видели лишь прошлое – лишь полное горечи, беспокойное прошлое.
Его детство нельзя было назвать счастливым: принц был слишком проницательным, чтобы радоваться льстивым словам придворных и редкому вниманию недосягаемого отца. Чересчур умный, гордый и ловкий для второго наследника, он был рожден, чтобы принести трагедию во дворец, ибо никто еще не прощал превосходства там, где оно было неуместно. И все же, четко осознавая хрупкость своего положения и раскинувшиеся над головой сети интриг, он эгоистично радовался привязанности Рьюки, купаясь в его любви и чувствуя незнакомую пронзительную нежность каждый раз, когда его шею обнимали доверчивые маленькие руки младшего брата.
Но, переоценив свою удачу и способности, он все же не сумел заметить главного своего врага - женщину, которая, сама не желая этого, дала ему жизнь. И он, блестящий принц, гордость императорского двора, в отчаянных попытках защитить мать и Рьюки, упал на самое дно ада.
Его руки бессознательно сжались вокруг книги, сминая тонкие, хрупкие страницы. Как бы сильно он не старался забыть о прошлом, как бы быстро не бежал он от преследовавших его воспоминаний, они всегда жили и будут жить в его навечно запятнанных кровью руках, которыми он убил столько людей… Они будут жить в холодной, беспощадной и смертельной стали его меча, они будут жить в одиноких глазах Рьюки и насмешливых голосах семьи Ран. Они будут жить в неловких шутках Энсея и добрых глазах Шоки.
И они будут жить в Шурей, потому что, так и не научившись существовать в одиночестве, он снова и снова будет приходить к ней за теплой улыбкой и добротой. И каждый раз чувствовать странную смесь вины и беспомощной нежности, и собственное бессилие…
- Сейран?
Возможно, ему пора окончательно избавится от тех осколков гордого, эгоистичного принца, что, все еще не осознавая своей испорченности, пытается удержать любимого человека рядом с собой, при этом в глубине души зная, что может принести своим присутствием лишь несчастье. Словно печально известный черный кот.
Внезапно в поле зрения Сейрана возникла ладонь девушки, которая, обеспокоенная его молчанием, попыталась коснуться одной из его крепко сжатых в кулаки рук. Безжалостных рук, навсегда покрытых кровью убитых им людей.
Вздрогнув всем телом, он неосознанно отшатнулся назад и быстро поднял голову, тут же наткнувшись на взгляд изумленных его реакцией светло-карих глаз.
Шурей, нахмурив тонкие темные брови и отложив в сторону собственную книгу, села на кровати, поджав под себя ноги.
- Что с тобой сегодня, Сейран? Сначала ты дразнишь меня, смеешься и забавляешься, как маленький ребенок, - при этих словах ее губы дрогнули в улыбке, - потом ты вдруг впадаешь в задумчивость и шарахаешься от меня, словно боишься даже прикоснуться. Дай мне руку!
Изящное, хрупкое запястье. Решительный, сильный голос. Его госпожа всегда состояла из множества противоречащих друг другу черт и поступков, но, как ни странно, этот диссонанс завораживал и притягивал людей гораздо сильнее, чем самая идеальная симметрия и самая стройная гармония.
Ладонь Сейрана послушно потянулась к ее руке, но на полпути замерла, так и не коснувшись ее пальцев.
Иногда Шурей хотелось быть проницательнее, опытнее и старше. Будь она мудрее, возможно, сумела бы понять причину скрывающейся в серо-зеленых глазах глубокой грусти. Возможно, она даже смогла бы дать совет или поддержать его всего лишь несколькими простыми, бесхитростными словами.
Иногда Шурей хотелось вернуться в детство. Возможно, тогда она снова смогла бы, не думая ни о чем, обнять сидящего напротив нее юношу и не отпускать его до тех пор, пока он не засмеется и скажет ей не сжимать его так крепко.
Иногда Шурей хотелось быть прямолинейной и смелой. Возможно, тогда бы Сейран поделился с ней своими мыслями и чувствами, не боясь ранить ее необдуманными словами, не пугаясь ее реакции.
Иногда Шурей хотелось быть нежнее и мягче. Будь она хоть немного похожа на свою покойную мать, она любящими руками и ласковым голосом смогла бы вывести дорогого ей человека из пленившего его царства печали.
Но, скованная цепями собственной истинной сущности, она могла только одно: быть рядом и не оставлять его наедине с воспоминаниями и невеселыми мыслями.
Девушка решительно сжала его неподвижную ладонь тонкими холодными пальцами. Сейран снова вздрогнул, но промолчал, устало закрыв глаза.
***
Тихо падал снег. Тихо и спокойно, удивительно красивый и настолько же смертоносный. Снег падал, мягко прикасаясь к его лбу и щекам, таял на губах и покрывал тяжелым слоем ресницы и веки бессильно зажмуренных глаз.
Была середина зимы, и вокруг танцевала метель, укрывая ледяным одеялом его морозное белоснежное ложе.
Все: от покрытой роскошным покрывалом снега земли до безоблачного серо-сизого неба было завораживающе прекрасным, но его сердце болело, болело, и постепенно разбивалось, раскалывалось, кусочек за кусочком.
Было холодно, потом тепло, но все так же одиноко. Вокруг, насколько хватало глаз, простиралась снежная пустыня – зимнее царство, в котором существовал только он.
Стеклянный воздух, пустое, прозрачное дыхание зимы – все было лишено цвета и чувств. Возможно, эта пора года подходила ему больше всего.
Постепенно боль ушла – осталось только блаженное оцепенение, и он, сморгнув с ресниц снежную пыль, широко открыл глаза, пытаясь запечатлеть в памяти летящий снег на фоне чистых небес. Он знал, что означает умиротворяющее тепло и всепоглощающее спокойствие, постепенно охватывающее его тело, но страх смерти ушел вместе с болью, и осталось только глухое сожаление и легкое любопытство. Уйдет ли его душа за этот бледно-серый свет, что лился с небес, смешиваясь с мягким сиянием снежинок? Религия никогда не занимала значительного места в его жизни и воспитании, и он, ожесточенный прошлым, склонен был думать, что, что настоящих ангелов не существует, а хуже людей дьяволов не найдешь. Но, даже если он и существует, то каков потусторонний мир? Что такое рай и что такое ад? На небесах о его существовании уже давно забыли, но разве можно попасть из одного ада в другой?
Его сердце все еще упрямо билось, поддерживая жизнь в истерзанном теле, но сознание, усталое и слабое, постепенно погружалось в темноту, отмечая лишь несколько звуков и чувств. Собственное прерывистое, горячее дыхание, боль в потрескавшихся губах, отдаленный, призрачный звон колокольчика и взволнованные незнакомые голоса…
А потом пришло новое начало.
В последующие несколько дней все для него было словно в дымке. Смешение звуков, ощущений и цветов – ни один из них он не мог различить. Просто невесомое, воздушное состояние, словно кто-то крепко держит его в объятиях и уносит куда-то далеко-далеко.
И это крепкое объятие уносящих его в неизвестное будущее добрых рук впервые за много часов смогло вывести его из оцепенения.
В каком-то смысле благословенный покой ушел, и на него обрушились боль, недоумение и чувство невосполнимой потери.
Переполненный печалью, он практически задыхался, но его воспоминания были словно в тумане, и он не мог ни говорить, ни плакать, смотря на чуждый мир напряженными, воспаленными глазами…
***
Если бы кто-то спросил ее об этом немного позже, Шурей и тогда не смогла бы с уверенностью сказать, что именно ее разбудило.
Просто секунду назад она была погружена в беззвучную, глухую полудрему, а в следующую, не отрывая взгляда, смотрела на застывшего во сне, лежащего рядом с ней Сейрана.
Его голова покоилась на подушке, мягкие пряди серебряных волос – как всегда, слишком длинной челки – падали на закрытые глаза. Руки были согнуты в локтях: правая лежала ладонью вверх, левая легонько сминала между пальцами простыню. Шурей задумчиво всмотрелась в его лицо: упрямый (воистину, под стать характеру!) подбородок, деликатные линии скул, прямой нос.
Он был красивым. Невероятно, поразительно красивым. Шурей всегда знала это: она видела подтверждение этому в восхищенных взглядах краснеющих девушек, мимо которых он, не оглядываясь, проходил; она слышала это в завистливых разговорах дворцовых сплетников и вкрадчивом шепоте женщин из квартала Красных фонарей. Но Шурей никогда полностью не отдавала себе отчета, насколько, на самом деле, странно он должен был выглядеть в толпе работящих, серых, как пыль мостовых, горожан. Никогда не задумывалась, сколько усилий ему пришлось приложить, чтобы слиться с обыденным, однотонным городом.
В детстве Сейран был для нее чем-то вроде прекрасного ангела, кем-то сказочным и не вполне реальным, и она с улыбкой вспоминала, как преследовала его повсюду, стараясь не упустить из виду и не дать улететь обратно в небеса. Собственное детство жило в ее памяти странными, яркими осколками счастья, и одним из этих сверкающих осколков, наряду с ласковой мамой и веселым отцом, был Сейран.
После смерти матери они оба резко повзрослели, реальность вокруг нее утратила свою красочность, фантазию и больше не походила на сказку, а Сейран, перестав быть любимым товарищем по играм, остался для нее самой верной опорой и самым надежным убежищем. Одновременно отдалившись, тихо сражаясь с собственным горем, он изо всех сил старался помочь приютившей его семье.
Эти годы прошли для нее словно в кошмарном сне, горе невосполнимой потери смешалось с ужасами гражданской войны. Воспоминания о Сейране в годы голода состояли из тепла его израненных и натруженных рук, из его усталых, беспокойных глаз, одновременно тягостного и удивительно успокаивающего молчания. Оберегая ее от страшных сновидений, отец и Сейран часто позволяли ей спать между ними и согревали девочку, словно маленького ребенка, которым, к сожалению, она уже перестала быть.
Не успела столица оправиться от потрясений, а в императорском дворце снова воцариться покой, как они оба стали совсем взрослыми; расстояние, разделяющее их, стало еще больше. Стараясь найти компромисс между работой, учебой и домашним хозяйством, Шурей, не найдя иного выхода, пожертвовала общением с семьей. Но, как ни странно, их узы стали даже крепче, чем прежде. Иногда, приходя с работы затемно, Сейран, не доходя до кровати, без сил падал там, где настигало его царство сна: у подножия лестницы, возле двери собственной комнаты и даже на теплом полу, около каминной решетки. Иногда, с головой погрузившись в очередной учебник, Шурей засыпала прямо на потрепанных страницах книги. Но каждое утро они просыпались в своих кроватях: Шока терпеливо, с улыбкой, уговаривал сонного Сейрана подняться наверх и, убедившись, что подросток благополучно добрался до спального места, переносил на руках и заботливо укрывал одеялом дочь. Тепло их отношений по-прежнему жило в грозовых ночах, походах на рынок, невыносимо-полынном чае и дружном, беззаботном смехе.
С той поры многое поменялось. Они встретили Рьюки и Энсея, Койю-доно, генерала Рана, Джуусан-химе, Эгетсу и Корин. У них появилось множество друзей, они победили немало врагов. Она исполнила свою заветную мечту - и вновь лишилась ее, но, как ни странно, именно эта потеря вдохновила ее на новые усилия. Она научилась бороться одна, не полагаясь ни на кого, и самостоятельно выбирать собственное будущее. Однако эта уверенность в собственных силах приносила не только спокойствие, но еще и сиротливое одиночество.
Иногда она пыталась представить – что бы было, если бы в один чудесный день в ее доме не возник советник Шо? Что было бы, если бы ее, как принцессу Ко, не пригласили во дворец? Наверняка, они бы и по сей день мирно жили втроем в своем милом, старом, полуразрушенном особняке, работали не покладая рук и ели ячмень, стараясь экономить каждую монету. И, несмотря на обыденность, рутинность такого существования, в нем была своя простая, незатейливая привлекательность, уверенность и спокойствие. Возможно, как и предсказывали ей всю жизнь соседские тетушки, она уже давно была бы замужем.
Сейран был не только красивым, он был необыкновенно умным и проницательным. Никогда не пытаясь выделиться, даже иногда намеренно подавляя свой талант, он не мог, тем не менее, скрыть изящное начертание иероглифов, природную сообразительность и быстроту мышления. Иногда в его словах проскальзывали удивительные обороты речи и цитаты из редких книг. Сейран прекрасно читал, бегло считал и молниеносно принимал верные решения. Но юноша никогда не изъявлял желания, а Шока, молча соглашаясь с его мнением, никогда не настаивал на том, чтобы Сейран сдал государственные экзамены.
Несмотря на превосходные способности, в его мечтах никогда не было месту тщеславию. Более того, временами девушке казалось, что Сейран всеми силами пытается приглушить свое природное сияние. Момент, когда юноша принял решение стать генералом, был первым и единственным случаем, когда он решился на что-то ради собственного будущего, собственной карьеры. Но, несмотря на его уверенный взгляд, в первое время Шурей не могла избавиться от опасения, что Сейран делает это не для себя, а просто по привычке, в присущем ему стремлении идти рядом, чтобы, в случае необходимости, защитить ее. Но прошло время, и девушка немного успокоилась. Сейрану, судя по всему, нравилась его работа, а его подчиненные восхищались своим новым капитаном. Если бы не покушения на императора и новое, не совсем понятное назначение…
Да, Сейран был необыкновенным. Но для нее он был не просто высоким, стройным, привлекательным молодым человеком, занимающим значительную должность во дворце, военным с великолепными серебристыми волосами, мягкими серо-зелеными глазами и строгим, но добрым выражением невероятно красивого лица.
Для нее он был…нежным. Да, только так Шурей могла описать осторожность, с которой он держал ее в объятиях. Словно он держал в руках и не хотел отпускать что-то драгоценное. Он был… заботливым. Чтобы не случилось, он всегда думал только о ней, о ее удобстве, счастье и благополучии. Он был…
И тут, перебив ее (довольно необычные для прагматичной девушки) мысли, спящая фигура Сейрана вздрогнула и неуютно свернулась в клубок.
Что-то было не так. Девушка моргнула, окончательно проснувшись. Дыхание юноши стало сбитым, порывистым и нервным, словно он изо всех сил убегал от кого-то во сне. Пальцы судорожно, рефлекторно сжимались и разжимались, до этого мирно лежащие на щеках длинные пепельные ресницы трепетали, но, прочно запутавшись в сетях тревожных сновидений, Сейран по-прежнему не просыпался.
Теперь всерьез обеспокоенная, девушка хмуро приподнялась на простынях. Двойной слой одеял, под которым они провели ночь, опасно скользнул в сторону, потом, повинуясь резкому движению ее предплечья, тяжело рухнул на пол.
Сейран, не открывая глаз, повернул голову, прерывисто вздохнул и, слегка приоткрыв рот, издал беззвучный стон.
Закусив нижнюю губу, Шурей быстро протянула руку и испуганно коснулась его плеча. И этого оказалось достаточно, чтобы юноша очнулся от лихорадочного, беспокойного сна.
Потемневшие - теперь странного цвета расплавленного серебра – глаза распахнулись. Бесцельно озираясь, явно все еще не воспринимая реальности и не узнавая девушку, Сейран бросил на нее напряженный, настороженный, почти враждебный взгляд. Губы его шевельнулись, но из тяжело вздымающейся груди вырвалось только сиплое дыхание. В серых, словно штормовое небо, глазах промелькнула искра паники, одна из рук метнулась к горлу. Зажмурившись и сжав зубы, Сейран торопливо сел на кровати, опустил босые ноги на холодный пол и, отвернувшись от нее, закашлялся.
Шурей, замерев и широко распахнув глаза, молча смотрела на его неловко согнутую широкую спину, вслушиваясь в судорожные, отчаянные, резкие звуки. В ней поднялась целая буря эмоций, но главной среди них был всепоглощающий страх.
Постепенно мучительный кашель стал мягче, потом юноша и вовсе затих. По комнате разлилось молчание, прерываемое только его тяжелым и ее испуганным дыханием.
В данный момент Сейрану хотелось зарыться с головой в одеяло и снова погрузиться в беспамятство. Этот неожиданный сон снова вскрыл болезненную рану, которую он так долго старался залечить.
Куда-нибудь убежать, спрятаться, закрыть глаза…
Лишь бы снова забыть ожившую с новой силой боль, отчаяние и раскаяние. Лишь бы снова научиться плакать и говорить.
Сейран шевельнулся, намереваясь встать, но тут почувствовал, как обхватили его поясницу тонкие, но сильные руки. Он послушно замер. Шурей осторожно и нежно сжала его в объятиях, и Сейран вздрогнул. Она застыла в ожидании. Он продолжал молчать, но мгновение спустя напряжение его оставило.
- Все в порядке, - его хриплые слова был болезненно-неуверенными, но в них чувствовалось облегчение. Словно он был рад снова услышать звук собственного голоса.
Шурей, все еще чувствуя, как испуганно бьется под щекой его сердце, легонько улыбнулась. И этот голос, и сам Сейран были для нее настолько родными и неотделимыми - теперь она чувствовала это всем своим существом. Все это время, которое они провели вместе – все это время связало их лучше железных нитей. Они были неразлучны, и, в глубине душ, – неразличимы. Они росли и взрослели благодаря друг другу, всегда рядом – и она уже не понимала, было ли в ее сердце место, где не было бы его.
Он был ее лучшим другом, ее защитником, ее опорой, ее домом, ее силой – всем…
Сбросив ногой на пол последнюю подушку, Шурей подползла ближе и уткнулась носом в напряженную, неестественно прямую спину; вдыхая знакомый и одновременно незнакомый запах, куда-то между его лопаток. Ткань нежно-пепельной рубашки, которую она сшила вчера, была необыкновенно мягкой, ее большие пальцы касались выступающих над плоским животом ребер.
Сейран мягко и неслышно, словно кот, вздохнул. Крепкие мышцы под ее пальцами приподнялись и снова опустились, и в ее груди родилось странное теплое чувство. Словно она схватила и держала в руках что-то бесконечно для нее дорогое.
Сейран, пытаясь отвлечься от маленьких огоньков паники, что все еще умирали и вновь оживали где-то внутри, взял в свои ладони и повернул к себе знакомые мозолистые ладошки. Шурей все еще крепко обвивала руками его талию, уткнувшись лбом между его лопаток и щекоча его теплым дыханием. Он догадывался, что совсем недавно она была напугана и недоумевала. И, охваченная страхом и тревогой, его госпожа все же нашла в себе силы прийти к нему на помощь.
Разжав тонкие руки подруги, он уверенно отстранился и встал. На секунду в глазах Шурей промелькнуло тоскливое стремление, но стоило ему вымученно улыбнуться, девушка так же внезапно отдалилась.
- Я в порядке, - повторил он, но Шурей продолжала пытливо вглядываться в его лицо, стараясь понять, говорит ли он правду.
Избегая проницательного взгляда, юноша развернулся и обошел вокруг кровати, чтобы собрать разбросанные на полу одеяла и подушки. Вытряхнув и аккуратно сложив каждое из них, он снова поднял глаза, готовый встретить ее взгляд, но Шурей уже поднялась с постели и тщательно расправляла простыню.
В комнате повисло неловкое, почти обжигающее кожу, невыносимое молчание. Через несколько томительных минут все вещи возвратились на свои места, а кровать была застелена с ужасающей юношу аккуратностью.
Эта тщательность могла означать только одно. Сейран наклонился ближе и, откинув с лица Шурей шелковую занавесь длинных темных волос, вгляделся в замкнутое, смертельно обиженное лицо с дрожащими губами. Не в силах больше выносить тяжелой атмосферы, он, коснувшись кончиками пальцев нежной щеки, предложил перемирие. Девушка задумчиво и недоверчиво посмотрела на предложенную в знак мира ладонь, потом ему в глаза, потом снова на ладонь. Потом, на что-то решившись, быстро схватила его за руку. Улыбнувшись, Сейран подвел подругу к окну.
К сожалению, за ночь пейзаж совсем не изменился.
За окном по-прежнему, насколько хватало глаз, сияли мистическим светом светло-серые облака, и, касаясь морозными краями подоконника, расстилалась бесконечная снежная гладь.
@темы: Заказы, Saiunkoku Monogatari, Пока не расцвела сакура, Творчество, Фанфики
Кааааатяяя...
Это так чудесно *тает*
Просто прелесть! Отличная глава! **
Я посмотрела наконец-то два сезона залпом, и теперь меня оооой как штырит по этому чуду **
Поэтому, надеюсь на твою мне помощь в этом деле, семпай ^^ Побудешь моим гидом по миру Saiunkoku Monogatari? **
Кстати, кто из героев тебе понравился?
Yoroshiku onegai shimasu! ^^V
Из героев... Ну, в основном это такие вечно что-то отжигающие персонажи xDD
Шурей, Сейран, Рьюки, Рейшин, Койю, Рьюрен, Энсей, Эгетсу, Корин))
Не хотите в нашу дружную сумасшедшею семейку?
www.diary.ru/~saiunkokumonogatari/p130258217.ht...
Сейран свободен
Как, скажите, как вам удается проникать в самую душу персонажей и угадывать все их чувства и ощущения, описывая их столь ярко, легко и точно, что образы, изначально созданные другими людьми, раскрывают свою сущность в полной мере и с самых неожиданных сторон?.. Это мастерство. Тысячу раз спасибо!