Пока не расцвела сакура. Часть 15.

[katya-neko]

Название: Пока не расцвела сакура
Автор:  katya_neko ([e-mail])
Фэндом: Saiunkoku Monogatari
Бета: нет
Пейринг/Персонажи: Сейран, Шурей, Шока, Рьюки, Джуусан-химе, Шуе, Койю, Рьюшин, Рейшин, Юри-химе, триплет Ранов, Сейран/Шурей, легкое Рьюки/Шурей, легкое Рьюки/Джуусан-химе, Рейшин/Юри-химе, Шока/Шокун
Жанр: романс, приключения
Рейтинг: PG-13
Состояние: в процессе
Описание: написан по заявке, которая разбудила во мне шиппера-маньяка XD
Посвящение:  Okini-chan как заявителю и товарищу-шипперу XD
Предупреждение: выставлять где угодно, но только с этой шапкой. Помните о нежной душе автора и копирайтах XD

Пока не расцвела сакура

Часть 15. Мысли о будущем

Часть 15. Мысли о будущем

Долгие холодные дни с пронизывающими ветрами закончились, зима незаметно, неожиданно для всех подошла к концу, и, проснувшись первым весенним утром, Шурей с удивлением обнаружила - снег растаял. Сонное, хмурое, неприступное небо все еще было какого-то странного серого цвета, высокие деревья по-прежнему стояли, зябко простирая к нему голые ветви, но мягкий ветер ласково спешил сообщить всем о теплом приходе весны. Множество бурых холмов начали безудержно, ярко зеленеть, освободившиеся от зимнего сна речушки весело мчались мимо широких долин, через гибкие мосты и вливались в большую, бурлящую от избытка воды реку.
Все живое вокруг ликовало и радовалось, радовались и люди, ведь зимой дни были слишком коротки и холодны, чтобы успеть закончить все необходимые домашние работы, а внезапные снежные бури и вовсе заставляли неделями сидеть взаперти там, где застала безжалостная стихия, сгрудившись у огня.
Устав от зимних тревог и забот, Шурей за завтраком громко и весело объявила себе неофициальный праздничный выходной и, под предлогом необходимости в глотке свежего воздуха, незаметно увязалась за Сейраном. Тот ничего не возразил, лишь незаметно улыбнулся краешками губ и, взяв ее за руку, переплетя пальцы, легонько потянул девушку за собой.
Энсей удивленно вытаращил на них темно-зеленые глаза и с усилием подавил желание как следует протереть их кулаком: видеть на лице холодного, надменного и безразличного Маленького Урагана мягкую улыбку для него было сравни одному из чудес света.
Как правило, Сейран не улыбался. И, в большинстве случаев, это был обнадеживающий знак. Вежливая улыбка могла означать частичное бедствие, веселая же предупреждала о катастрофическом крушении.
Но не сейчас. Немного четче изогнутая линия губ, чуть глубже проступившие маленькие морщинки в уголках глаз – не оставалось сомнений, Маленький Ураган был непривычно спокоен и доволен. Несмотря на свой несколько беспорядочный внешний вид, Энсей всегда тонко чувствовал нюансы, тем более, что с таким темпераментным другом неосторожность грозила, по меньшей мере, увечьями. Волей-неволей приходилось принимать во внимание, насколько ужасными могут быть последствия.
Шурей, одарив ошеломленного Энсея безмятежным взглядом из-под ресниц, лишь сильнее прижалась плечом к руке Сейрана. Шагая по улице, чувствуя под ногами твердую землю, а под щекой – теплую шершавость наплечных доспехов, обгоняя маленьких детей, соседских тетушек, пожилых людей, ощущая себя счастливой и в безопасности рядом с ним, она неспешно размышляла о том, как быстро изменилось все в ее жизни.
Как ни посмотри, у них с Сейраном установились весьма странные, трудно объяснимые отношения. Нежное, изящное затишье, заботливая неподвижность. Оба словно боялись разрушить ту хрупкую, драгоценную нить доверия, протянувшуюся между ними, поэтому молчали, ни слова не говоря о своих чувствах. Купаясь в лучах взаимной теплоты, они все же не забывали об охране собственных, одинаково настороженных сердец.
Однако их уютная замкнутость служила ярким контрастом остальным людям, которые, стоило им вместе выйти на улицу, тут же замолкали, словно только секунду назад говорили о них.
О них говорили горячо, с лихорадочной поспешностью, увлеченно, торопливо, упоенно, взахлеб. Шептались, сплетничали, обсуждали, пересмеивались, искоса поглядывая на них. Возможно, осуждали. Временами было даже забавно смотреть, как начинали вести себя люди при их появлении: женщины старательно и громко спешили произнести слова приветствия, а мужчины лишь опасливо косились на них, говоря между собой вполголоса. Но Шурей не было до этого никакого дела. Она была околдована. Все ее чувства трепетали. Изо дня в день она тянулась к Сейрану и душой, и телом, наслаждаясь сладким ощущением равновесия.
Шурей обнаружила себя зачарованной каждой принадлежащей ему чертой: его глазами, которые всегда хранили в себе огонек одиночества, его добротой, которую он часто скрывал за стоическим выражением лица, его улыбкой и его заботой, которые неизменно грели ее сердце. Теперь Шурей знала о нем гораздо больше, однако до сих пор недостаточно много. Сильнее всего ей хотелось узнать причину тихой грусти, скрывавшейся в ясных серо-зеленых глазах. Сейран сказал, что она исцеляет его, но все так же неизменно мучился ночами от неотступных, невыносимых кошмаров, все так же часто, без видимой причины хмурился, все так же страдал. Когда же он улыбался, в глазах его оставалась горькая боль. Сможет ли она, в самом деле, залечить эти мучившие его страшные душевные раны?
Шурей не хотела отступать, ни за что, но и не знала, как двинуться вперед. Всего за несколько дней жизнь ее внезапно вдруг встала с ног на голову и перевернулась обратно. Ей нужно было время.
Проводив Сейрана до стрельбища, Шурей обнаружила, что не может спокойно сидеть на месте. Ее переполняла странная яркая энергия, она почему-то дрожала от нетерпения, хотя и не понимала, чего именно ждет. Устав ходить взад-вперед, она все же остановилась у каменной колонны одной из солдатских казарм и с любопытством начала наблюдать за тем, как Сейран упражняется в стрельбе из лука. Девушка не пыталась подойти к нему или заговорить с ним, просто заворожено смотрела, как юноша методично достает из колчана очередную острую стрелу, как послушно натягивается в его руках тетива, как напрягаются все его мышцы. У Сейрана были такие светлые волосы, что при свете солнца казалось: его голова окружена сияющим серебристым ореолом, - его лицо было сосредоточено и спокойно. Шурей невольно залюбовалась им.
И по сей день было так удивительно – поразительно - осознавать, что перед ней стоит тот самый легендарный принц Сейен. Что тот загадочный, таинственный принц Сейен, о котором девушка всегда думала с очарованным страхом, все это время был рядом, совсем близко. И вот где-то по пути к нему этот неясный образ выскользнул у нее из рук. Теперь, размышляя о юноше, она не могла вызвать в себе хоть чуточку былого испуга. Потому что, кем бы ни был Сейран, включая его прошлое и его репутацию, Шурей ни на секунду не поверила бы, что он может причинить ей боль или, тем более, оскорбить. Она была связана с ним всеми возможными способами и, несмотря на тени, таившиеся в его прозрачных глазах, она безоглядно верила ему, доверяла ему. Шурей была готова сделать все, чтобы помочь Сейрану. Она хотела быть концом его длинной, отчаянной и одинокой дороги. Ей хотелось принести ему счастье, радость, тепло, смех и еще много-много всего.
И девушкой, вопреки всеобщему мнению, руководило отнюдь не чувство жалости.
В конце концов, устав стоять, Шурей все же села, выбрав небольшую деревянную скамейку невдалеке от стрельбища. Притянула к себе колени, крепко обхватила их обеими руками, осторожно прижалась к ним щекой и снова задумалась.
Любовь. Она не ожидала, что это чувство придет к ней так внезапно. Но теперь, когда оно, наконец, расцвело в ней, она подозревала, что не избавится от него всю жизнь. Было так правильно, так естественно спать рядом или держать Сейрана за руку, или говорить с ним обо всем на свете, улыбаясь лишь ему, ему одному. Словно она становилась единым целым в его присутствии. Шурей была уверена: если Сейран будет рядом, она может смело встретить все, что приготовила им судьба, не опасаясь удивленных или бесцеремонных взглядов. Она могла только надеяться, что он любит ее взамен.
Шурей не знала, что такое любовь. Совсем не знала. Как беспомощный желторотый птенец, она лишь грелась в лучах обожаемого ласкового солнца нежности. Она не знала, как уменьшить его страхи, тревоги, страдания, ведь все это время жертвовал собой ради нее лишь он. Во всем же остальном, что не касалось ее или отца, Сейран проявлял такую степень независимости, что временами пугал ее. Уверенный в себе и в своей способности контролировать окружающий мир, юноша излучал в равной степени силу и надменность. И, вместе с тем, неизменно верный, надежный и внимательный, Сейран был из тех редких людей, к кому любая здравомыслящая женщина, почувствовав неуверенность, инстинктивно обратилась бы за помощью.
Шурей пожала плечами и, иронично улыбнувшись, прижала колени ближе к груди. Теперь она ревновала его ко всему миру.
Ей вдруг пришло в голову, не лгала ли она себе, будучи уверенной, что Сейран любит ее в ответ, что согласен остаться с ней навеки, что согласен и дальше защищать и оберегать ее. Ведь ей нечего было дать любимому человеку, кроме своей отчаянной, трепещущей от страха, хрупкой новорожденной любви.
- Госпожа.
Вздрогнув от неожиданности, Шурей легонько подскочила на месте и резко обернулась, пару раз испуганно моргнув. И увидела, что Сейран мягко смотрит на нее, предлагая помощь. Он окинул ее долгим внимательным взглядом, немного прищурившись, словно пытаясь разглядеть ее, когда в глаза светит солнце. А солнце, тем временем, уже начало склоняться к горизонту. Сколько же времени она тут просидела, погруженная в собственные тревожные мечтания?
Ее предательское сердце бешено заколотилось, дыхание превратилось в жалкие попытки вдохнуть хоть немного воздуха, он же по-прежнему выглядел невозмутимо серьезным и участливым.
Настоящий Сейран. Как всегда, скрывает свои чувства. Рад ли он видеть ее утром каждого нового дня или недоволен? Он сражался за нее, защищал ее, нуждался в ней, но любил ли он ее? И если нет, сможет ли когда-нибудь полюбить?
Не без труда взяв под контроль собственные некстати разыгравшиеся эмоции, она благодарно, но довольно-таки чопорно кивнула и приняла его руку с явным видом собственницы, тем самым насмешив юношу. Он безмолвно рассмеялся, она смущенно нахмурилась. Шурей не знала, откуда взялось это обжигающее темное чувство: Сейран принадлежал ей, только ей.
Его широкая ладонь была необыкновенно сухой и очень горячей. Казалось, эта рука излучала теплоту - сразу возникало щемящее ощущение непонятной, загадочной силы и сокровенной, незримой близости. Шурей встревожено подняла глаза, и их взгляды встретились.
- Сейран, у тебя жар?
- Все в порядке, госпожа.
Словно в доказательство, он, склонив голову на бок, прикоснулся лбом к ее голове. Опущенные ресницы затенили его серебристые глаза - это было нечто новое и оттого совершенно неотразимое. Шурей, улыбнувшись, тихо вздохнула и прижалась к нему еще сильнее.
На мгновение Сейран затаил дыхание, будто хотел сказать ей что-то чрезвычайно важное. Уголки его губ дрогнули, на высоких скулах появился едва заметный румянец, и Шурей сама с ужасом почувствовала, как у нее начинают гореть щеки. Быть может, он признается ей в любви? Но Сейран вдруг поднял голову, словно его кто-то окликнул, и, торопливо отпустив ее руку, сделал шаг в сторону.
Неподалеку от них стоял Рьюки. Император был неимоверно бледен. На лице у него застыло странное выражение, в скрытом значении которого у них не хватило времени разобраться. Руки его были судорожно сжаты в кулаки, плечи напряжены.
- Шурей, Мы бы хотели поговорить с тобой.
Эта непохожая на мягкого, жизнерадостного молодого императора язвительная любезность была настолько неожиданной для растерявшейся девушки, что на секунду все мысли вылетели у нее из головы. Воцарилась напряженная тишина. Шурей неуютно коснулась Сейрана взглядом, и тут же попыталась избавиться от чувства вины за этот непроизвольный жест. Она опять всецело полагалась на друга, однако все же без его поддержки она ощущала, по меньшей мере, неуверенность. На секунду ей показалось, что юноша встревожен не меньше, чем она, - спина его напряглась, голова немного откинулась назад, щеки побледнели, а между бровями появились неглубокие тонкие морщинки. В ожидании ее реакции лицо его стало совсем непроницаемым, и это молчаливое ожидание, наконец, заставило ее заговорить.
Шурей опомнилась, надела соответствующую случаю маску беззаботности, и ответила с показной веселостью:
- Конечно, Рьюки.
Император кивнул и холодно, без улыбки перевел многозначительный взгляд на старшего брата. Шурей на мгновение почувствовала, как легкая дрожь недоумения охватила Сейрана и передалась ей. Затем юноша горько усмехнулся и низко поклонился. Это был жест, говорящий о том, что теперь он все хорошо понимает и отдает младшему брату должное.
- Прошу извинить меня, - сообщил он, пожалуй, чересчур безмятежно и легким шагом поспешил прочь.
Ладно, решительно и немного сердито подумала Шурей, будь что будет. Она гордо вскинула голову и последовала за императором во дворец. Пора, так или иначе, определить свою судьбу. Судьбу, которую она готова принять. И за которую будет бороться.

***

Рьюки одновременно испытывал чувство вины, злость и отчуждение, но ничего не мог с собой поделать. Он чувствовал неизменно болезненные уколы ревности, видя, как его любимая Шурей сжимает в объятиях его старшего брата Сейена, держит его за руку, улыбается ему. В последнее время он то и дело чувствовал эти неприятные ощущения. И переполненный столькими противоречивыми и не поддающимися объяснению эмоциями, он все чаще находил себя недовольным собой.
И, что самое ужасное, совсем не узнавал самого себя.
Остановившись посреди одной из комнат и резко обернувшись, Рьюки обнял Шурей одной рукой за талию, другой – за плечи и медленно привлек к себе, бережно и нежно.
Это была либо приемная, либо просторный кабинет с высоким белым потолком. Помещение было обставлено бархатными стульями с жесткими спинками и несколькими полированными до блеска столами. Оно было похоже на один из кабинетов министерства финансов, где каждый день принимали высокопоставленных лиц и без устали сводили к балансу приходы и расходы. Окна выходили на непонятный темный закоулок, столы были довольно пыльными, но даже так в этом полузаброшенном помещении чувствовалось нечто торжественное и величественное.
Иногда императору казалось, что без нее он не сможет ничего. Он не знал, была ли эта любовь рождена одиночеством, была ли она заблуждением или миражом, - не хотел знать. Да и это было совсем неважно. Чувство привязанности спасало его от холода – этого было вполне достаточно. Шурей была источником бесконечной радости.
Рьюки хотел, чтобы она стала его женой. Хотел получить над ней власть, право на которую дает это положение. Хотел, чтобы она жила в гареме, чтобы она все время была рядом, он хотел знать, где она находится в тот или иной момент, что делает. Но больше всего Рьюки хотел, чтобы она его любила. Как необходимо ему в жизни такое светлое существо!
Однако, хотя он и не хотел признавать этого, возможно, было уже слишком поздно. За эти несколько зимних месяцев что-то в ней изменилось. Даже сейчас, стоило взглянуть на выражение ее лица…
Спокойная и мечтательная решимость в карих глазах, тихая женская замкнутость в своем мире, странное, яркое, безудержное счастье и всепоглощающая сосредоточенность. Он сводил Рьюки с ума, этот ее взгляд. Он отдал бы все на свете, что видеть такое выражение ее лица, обращенное к нему, а не к другому. К нему, а не к его старшему брату Сейену.
Не в силах видеть ее глаз, он потянулся, чтобы поцеловать ее. Шурей, вздрогнув, резко отпрянула, и Рьюки тут же отпустил ее, отступив на шаг и глядя на нее с откровенным беспокойством. Она едва не расплакалась.
- Почему ты отталкиваешь Нас?
Шурей посмотрела ему в лицо. Такое дорогое, всегда такое милое лицо. Она вспомнила, как его слезы падали на ее щеку, вспомнила о его одиночестве. Она постаралась заговорить с ним как можно бережнее, тщательно подбирая слова. У Шурей глухо зашумело в ушах, с таким трудом приобретенная смелость дала трещину. Но и Рьюки, казалось, был слишком погружен в собственные догадки, чтобы слушать ее. Он все еще молча и внимательно смотрел на девушку, но в золотистых глазах уже светился понимающий огонек.
И у Шурей было чувство, что они оба давным-давно знали, о чем она сейчас собирается сказать.
- Я останусь с Сейраном.
Да, ее слова озвучили то, что они оба уже понимали. Из массивной серебряной рамы на противоположной стене, неодобрительно и сердито топорща усы, на нее с укором смотрел один из величайших генералов прошлого.
- Почему?
Девушка оторвалась от бессмысленного созерцания портрета. Глаза Рьюки были наполнены тысячью эмоций, но смешавшись, эти эмоции оставались нечитаемыми.
- Я не знаю.
Она и правда не знала. Но эти три месяца, несомненно, изменили ее. Один поцелуй открыл ей глаза, и с тех пор ее слепое сопротивление судьбе стало бесполезным. Она потеряла себя и нашла Сейрана. Обратного пути не было.
Она всегда думала, что приобретет в нем лишь душевно близкого человека и честного друга, но теперь видела в Сейране свою любовь и судьбу, чувствовала внутри него невыносимую боль и ненасытную жажду покоя. И сознавала, что Сейран принадлежит другому миру. Если она не удержит его, он исчезнет. Эти мысли будили страх и боль в девушке - она была слишком привязана к нему. Ей отчаянно хотелось, чтобы обретенное им спокойствие и счастье были настоящими. Показать ему, что ждет его в будущем, а потом отобрать это будущее, - Шурей понимала, что такого его измученное сердце не выдержит.
Но теперь она была готова. Была готова яростно сражаться за него, без колебаний сделать его неотъемлемой частью своей жизни и с радостью принять перемены, которые он принесет в ее жизнь.
Ее щеки чуть покраснели, а голос дрогнул:
- Я просто влюбилась.
И вдруг слово «влюбилась» прозвучало так глупо! Обладание. Стремление. Желание. Нужда. Да, нужда, внутреннее влечение, но гораздо больше, чем просто физическая жажда близости.
- Я люблю его, Рьюки.
Наступила жуткая тишина, Шурей заметила, что император побледнел. Ее слова оказались для него таким ударом, что он отступил назад. Рьюки остановился у окна и прислонился плечом к стене. Некоторое время он молчал, она тоже не решалась заговорить, потрясенная своим признанием почти в такой же степени, как и он.
- Но почему сейчас? Он был рядом с тобой так много лет… - наконец, после краткой внутренней борьбы, медленно проговорил Рьюки.
Голос императора был полным недоумения, но где-то в глубине души он уже слышал от нее эти слова, день за днем, в ее голосе, улыбке, в каждом взгляде. Он знал, что с Сейраном она всегда будет в безопасности. Рьюки мог дать ей любовь, деньги и жизнь в роскоши, безбедную жизнь. Но Сейран мог дать ей гораздо больше – он мог дать ей свободу, он мог посвятить ей все свое существование. А Шурей могла подарить ему покой. Что бы он ни делал, эта их чистая, всепоглощающая верность друг другу останется непоколебимой. И все же…
- Не уходи, Шурей. Мы должны быть вместе, всегда.
К горлу Шурей подступила волна тяжелого страха. Настало самое тяжелое мгновение в ее жизни.
- Рьюки, мне так жаль.
- Ты же знаешь, он – принц Сейен, - он и сам уже не понимал, о чем и зачем говорит.
Она посмотрела вниз на свои руки – они были крепко зажаты в кулаки.
- Да, - мягко прошептала она.
Рьюки закрыл глаза. Чтобы продолжить, он с отчаянной решимостью собрал в кулак всю свою волю.
- И если Мы откроем людям правду, ему придется стать императором.
Вид у него был самый рассудительный, выражение лица жесткое. Но Шурей ни на секунду не поверила его словам. Открой он правду – и началась бы гражданская война. Рьюки ни за что бы не пожертвовал благополучием, с таким трудом построенным почти что за десять лет. И оттого, что эта ложь была такой неприкрытой и отчаянной, она поразила ее больше всего.
- Что ж, тогда я буду стоять рядом с ним. И по-прежнему буду любить его.
Ее приглушенный бесцветный голос совсем не сочетался с лицом, и он, наконец, подействовал на него. Рьюки почувствовал себя так, будто перешел какую-то неведомую границу. Шурей выглядела одновременно и сердитой, и обиженной, и он не осмелился продолжить эту тему. Она пристально взглянула на него, но в этом взгляде чувствовалась боль недоумения.
Шурей сделала шаг к двери, и Рьюки поспешно и неуклюже бросился ей наперерез. Их глаза встретились, карий взгляд к золотистому, в каждом из которых читались необъяснимые эмоции.
Конечно, он не должен ей препятствовать. Он должен отпустить ее, хотя чувствовал небезопасную потребность взять ее за руки и на коленях молить остаться.
- Шурей, - он протянул руку, - Шурей.
Она смотрела на него и ощущала какую-то пустоту. Она очень тихо произнесла:
- Нет, Рьюки. Прости.
Он провожал ее взглядом, пока ее прямая напряженная спина не скрылась за дверным проемом. Чувство гнева тут же сменилось обидой за подобное расставание.
Рьюки отошел к окну и, прижав правую руку к лицу, скривил дрожащие губы.
Император Сайюнкоку еще никогда не чувствовал себя таким одиноким.

***

Сейран поднялся в свою комнату, широко раскрыл одну из створок окна, через нее заструился прозрачный лунный свет, дохнуло прохладным ночным воздухом и весной.
Прошло несколько минут - и Шурей неслышно подошла и положила ладонь на его полуобнаженное предплечье. Прижалась щекой. Теперь, когда все было позади, у нее было время вдоволь искупаться в теплом чувстве любви, которое вызывал у нее этот необыкновенный человек.
Сейран отвернулся от окна, в темном стекле которого рассматривал свое отражение, и посмотрел на девушку.
Теперь его разум больше не блуждал в темноте. Он больше не видел кошмаров, не боялся за свой рассудок. Шурей была рядом, и он мог обнимать ее. Лучшее лекарство для его израненной души. У него появилась надежда, что Шурей его исцелит. Главное, чтобы с ней ничего не случилось, чтобы она всегда была рядом.
Сейран взял ее за руку и повернул голову, чтобы поцеловать ладонь. Его медленный и внимательный взгляд обволакивал необыкновенным теплом.
- Я говорила с Рьюки, - с доверчивой искренностью призналась Шурей, мягко отнимая у него свою руку и направляясь к двери, - и отказала ему.
Она сумела удивить Сейрана. Он стремительно сорвался с места и в следующую секунду уже был рядом с нею, на сей раз удивив ее. Она пришла в смятение – юноша оказался совсем близко и вдруг очень нежно, обхватив руками ее голову, заглянув в глаза, взволнованно спросил:
- Зачем вы так поступили?
В его взгляде не было осуждения, но, тем не менее, на глаза Шурей навернулись слезы. Сейран немного отстранился, скользнув кончиками пальцев по очертаниям ее ушей, деликатного подбородка и остановившись на трепещущем пульсе у основания тонкой шеи. Девушка опустила глаза и едва заметно задрожала. Он понял, как трудно ей было сделать этот выбор.
Сейран всегда был уверен, что если сравнить его с Рьюки, он окажется в несомненном проигрыше – он, безжалостный, хищный человек, которого опасно злить. Это обстоятельство почти вынудило его молчать, но слова сами вырвались из него, приглушенные тревогой:
- Когда я впервые встретил его, он был таким маленьким, что мне казалось: я могу его сломать. Его голова была слишком большой для его шеи. Он плакал и плакал, и никак не мог поверить, что я не причиню ему зла. И вдруг, не говоря ни слова, он протянул ко мне руки.
Рьюки был маленьким доверчивым комочком тепла, который спас его от темноты. Но дни, о которых он говорил, уже никогда не вернутся.
Шурей никогда раньше не видела столь удивительное выражение на его лице - на нем отражались нежность, облегчение, гордость и множество других чувств. Любовь и желание защитить младшего брата были так же сильны в нем, как и много лет назад. Ее снова пронзило чувство щемящей тоски – так сильно, что закололо в кончиках пальцев, - от неспособности защитить любимого человека. Защитить от грусти, боли и печали. Она обняла его правой рукой, прильнув к нему.
- То, что он вырос, вовсе не означает, что ты ему больше не нужен. Он просто не настолько хрупкий.
Сейран промолчал. Его сердце глухо стучало - он не ожидал, что Шурей воспримет его слова так близко к сердцу. Прохладные серо-зеленые глаза неосознанно потеплели.
Сейран наблюдал за ней, испытывая новый и сильный соблазн забыть обо всем и сдаться на милость судьбы. Всякие возможные осложнения, не дававшие ему покоя, вдруг отпали, терзавшее его невыносимое беспокойство исчезло, и он остался один на один с бесспорным фактом: он любил ее. Вопреки здравому смыслу он любил ее.
Впервые за всю свою жизнь он осмелился мечтать о семье. И в этих таких несвойственных ему, безмятежных, тихих мечтах он видел себя обнимающим темноволосую девушку с карими глазами. Ему хотелось зализать раны и обрести, наконец, покой. Найти что-то, ради чего стоит жить дальше и двигаться к поставленной цели. Улыбка Шурей была сияющим солнцем, рассеивающим непроглядный мрак в глубине его измученной души. Сейран хотел жить ради ее улыбки.
Он любил ее, и с этим надо было что-то делать. Это и было самым трудным для него, ибо слишком по многим причинам он был недостоин принцессы семьи Ко.
Он резко отвернулся, выскользнув из ее полуобъятия, давая понять, что разговор закончен, но был остановлен знакомым жестом. Шурей схватила его за рукав кончиками пальцев.
Сейран тяжело вздохнул, и этот звук спугнул ее. Он опять ускользал от нее куда-то вдаль, куда-то, где для нее не нашлось бы места. В ее душе поднялась буря, ей казалось, что если она не остановит его сейчас, то уже не сможет вернуть никогда.
- Я никогда не жалела о том, что встретила тебя! – вырвалось у девушки. Тонкие пальцы сжались в кулак, сминая под собой ткань его рукава. Шурей говорила твердым голосом, хотя чувствовала, как почва уходит из-под ног.
Она попыталась понять реакцию его на свои слова, взяв его за руку и придвинувшись ближе, слыша в ушах стук своего сердца. Она признавалась в любви.
- Поэтому, пожалуйста, останься со мной.
Девушка медленно подняла на него лихорадочно блестевшие глаза. Лицо Шурей сияло и казалось таким открытым, каким он никогда его не видел.
- Вы слишком добры, госпожа.
«О, нет» - прошептало ее сознание. Покачав головой, она стремительно спрятала лицо у него на груди, вцепившись пальцами в рубашку. На самом деле, было то, что она скрывала от него, то, что сделала бы ее недостойной его. Но она боялась. Боялась, что Сейран отвернется от нее, узнав это. Она была так эгоистична. На секунду она задумалась, был ли этот страх быть отвергнутой, который она испытывала в это мгновение, был похож на страх, который испытывал Рьюки. И от этой мысли ей стало еще хуже.
Он слегка отодвинул ее, а потом притянул к себе, обняв за плечи и привычно положив подбородок ей на макушку.
- Я буду рядом. Если таково ваше желание.
Она недовольно нахмурилась и издала звук, говоривший о нетерпении.
- Ты должен делать то, что хочется тебе, а не мне, - предостерегла она так хмуро, будто хотела вонзиться в него зубами.
Сейран выглядел ничуть не испуганным, а лишь явно озадаченным. В отличие от нее, когда дело касалось любви, он был готов проявить терпение и самообладание. Потом глаза его слегка сощурились, он улыбнулся. Он любил ее, но никогда не уходил от столкновения.
- О, - заинтересованно и немного хищно протянул юноша. - Вы уверены в этом, моя госпожа?
Взгляд недавно смеющихся серебристых глаз стал пронзительным. Под этим взглядом Шурей вдруг смутилась и не нашла в себе больше сил выговаривать ему. Сейран снова улыбнулся, положил руку на затылок Шурей и, притянув ее голову к себе, нежно поцеловал в губы. Она ахнула. Его губы были слишком горячими. У него, должно быть, все-таки был жар.
Но эта мысль, встревоженной птицей метнувшись в уголке ее сознания, растворилась в ощущениях, которые дарил ей любимый человек.
Он целовал ее так нежно. Его губы коснулись ее рта, словно перышко, и все вокруг нее исчезло. Его тепло и запах хлынули в ее разум со странным ощущением возвращения домой. Не удержавшись, она подняла руки и обняла его за шею, ища защиты и прощения.
Любовь к нему делала ее необыкновенно счастливой. Но все же оставались и другие чувства, которые тянули ее вниз: вина, неуверенность, страх.
Она не могла дать ему всего, хотя ей так хотелось этого. Она была так эгоистична, скрывая от него правду, и все же не могла найти в себе смелости открыть рта, чтобы разрушить свое счастье.
Правильно ли она поступает, утаивая от него такую важную вещь? Ей следовало признаться ему во всем, принять любой ответ, но что-то мешало ей пойти на такой шаг – то, что шло вразрез с ее принципами и казалось столь важным, что подводило ее к грани, за которой начинается трусливое бегство от реальности.
Она задрожала, неуверенно вцепившись в его плечо, но его уверенные руки притянули ее к нему, пряча ее беспокойство в теплой защите горевшего в лихорадке тела. Его горячие приоткрытые губы прильнули к ее плечу, и она забыла обо всем на свете.
Первый раз за несколько недель ее сон был глубоким и спокойным.
Но утром, зайдя в его комнату, она не смогла его разбудить.