Пока не расцвела сакура. Часть 8.

[katya-neko]

Возвращаемся к нашим главгероям и их запутанной ситуации, в которой, например, я бы совсем не хотела оказаться.
В общем, писать это было забавно (Я садист? Да? Я садист? XDXD)
Название говорит само за себя… наверное Да, именно, Сейран и Шурей, мысли и чувства. И немного милого Шоки (ну, он всегда милый, так что…).
Конец части слащав до боли в зубах, но мне хотелось это написать… Да.


Название: Пока не расцвела сакура
Автор:  katya_neko ([e-mail])
Фэндом: Saiunkoku Monogatari
Бета: нет
Пейринг/Персонажи: Сейран, Шурей, Шока, Рьюки, Джуусан-химе, Шуе, Койю, Рьюшин, Рейшин, Юри-химе, триплет Ранов, Сейран/Шурей, легкое Рьюки/Шурей, легкое Рьюки/Джуусан-химе, Рейшин/Юри-химе, Шока/Шокун
Жанр: романс, приключения
Рейтинг: PG-13
Состояние: в процессе
Описание: написан по заявке, которая разбудила во мне шиппера-маньяка XD
Посвящение:  Okini-chan как заявителю и товарищу-шипперу XD
Предупреждение: выставлять где угодно, но только с этой шапкой. Помните о нежной душе автора и копирайтах XD

Пока не расцвела сакура

Часть 8. Мысли и чувства

Часть 8. Мысли и чувства

Она попробовала тушеное мясо, которое перед обедом поставила в печь, добавила немного соли и присела на стул.
О боже.
Весь день - с утра до обеда - в ее голове, казалось, существовала лишь это короткая, ничего не значащая мысль. И, так как эта мысль полностью и без исключения вытесняла все другие - разумные мысли, в ее голове царила паническая пустота. Все - в буквальном смысле слова все - валилось из рук. Всего за несколько минут она умудрилась разлить воду из ведра, порезать палец, опрокинуть кувшин с маслом и рассыпать по кухне соль. И, зажигая огонь под печью, чуть не подожгла весь дом.
И она поцеловала его.
Шурей вскочила, потом снова опустилась на стул, положила руки на стол и уронила на них голову.
О боже.
Шурей прикоснулась рукой к губам и пальцы ее задрожали. Эхо не желавших быть забытыми, абсолютно поразительных ощущений, захвативших ее душу, стоило только его губам коснуться ее рта, все еще таилось в ней. Все еще жило глубоко внутри нее, неотступное и щемящее. Крохотные искры памяти обжигали ее, и Шурей вздрогнула, вздохнув, но тут же встряхнула головой, стараясь прийти в себя.
Наверняка, этот поцелуй для него совсем не то, что для нее – он ведь куда старше и опытнее, и наверняка перецеловал не один десяток девушек.
Шурей нахмурилась, поймав себя на этой мысли.
Резко вскочив, она достала из печи обжаренное в масле мясо, добавила в него мелко нарезанной моркови и лука, и снова бесцеремонно засунула блюдо в печь. Затворка, явно негодуя на такое пренебрежение, с грохотом вернулась на место.
Шурей фыркнула. С какой стати в ее голове возникают подобные мысли! Она не должна так думать, и тем более испытывать при этом какие-либо отрицательные эмоции. Она еще не настолько сошла с ума, чтобы позволить себе подобное. Если на то пошло, то она не должна была целовать его.
Однако она сделала именно это.
Собственными руками и, несомненно, в приступе некого безумия, она разрушила то драгоценное доверие, всю незаменимую ценность которого осознала лишь недавно.
Она разрушила их дружбу, теплую и мягкую, приносящую ей такое счастье и спокойствие. Она сама лишила себя того места, куда всегда можно было вернуться, и куда она возвращалась раз за разом, чтобы найти там утешение, не опасаясь, что ее оттолкнут или причинят боль.
И несмотря на все это, как ни странно, вспоминая утренние события, она не чувствовала ни сожаления, ни раскаяния, ни возмущения. Произошедшее казалось таким естественным… И от этого она была напугана еще сильнее.
Шурей обреченно вздохнула и схватилась руками за голову.
О боже.

***

Сейран поднял голову и вгляделся в иссиня-черную тьму, расстилавшуюся у него над головой. Темная дыра не показывала никаких признаков жизни, но после трех часов, проведенных в сыром и пронизывающе холодном подвале, он мог, наконец, с уверенностью сказать, что его усилия были вознаграждены. Камин был в полном порядке.
Сейран похлопал стену рукой, за что тут же был посыпан летучим серым пеплом.
Вздохнув, он спрыгнул на земляной пол подвала, и устало прислонился спиной к лестнице, ощущая под плечами каменные ступеньки. Камин был в порядке, но будь его воля, и он, несмотря на сырость, холод, голод и неудобство, починил бы еще десять.
Он спокойно стоял на месте, вдыхая и выдыхая тяжелый воздух, но, на самом деле, ему хотелось бегать из угла в угол, или поучаствовать в длительной и утомительной тренировке, или забить пару гвоздей, или, на худой конец, колоть дрова. Лишь бы чем-нибудь занять руки и мысли, лишь бы отвлечься от лихорадочных, пустых размышлений. Ведь чем больше он думал, тем быстрее и вернее все его доводы заходили в тупик.
У Сейрана было такое чувство, будто он беспомощный котенок, запутавшийся в клубке.
Это ощущение было совсем ему не свойственно. Всю жизнь он был слишком горд, чтобы быть растерянным, слишком находчив, чтобы быть по-настоящему запутавшимся.
И оттого, что это состояние было ему непривычно, он злился, приходил в отчаяние и терялся в лабиринте собственных чувств еще сильнее.
К тому же, что было хуже всего, у него не было никакого желания возвращаться домой. Возвращаться в милый, старый, уютный, теплый дом, по которому он всегда скучал и куда всегда хотел вернуться. Дом, где была его жизнь, где были хозяин, хозяйка и Шурей.
Где была Шурей.
Да, ему не хотелось думать ни о чем. Но и прятаться от проблем, устав от переживаний, тоже было вовсе не в его характере.
Пора было взять себя в руки, вернуться домой и храбро взглянуть в лицо сложившейся ситуации. Необходимо было окончательно разобраться в сумятице и хаосе собственных желаний и чувств. И Сейран прекрасно понимал, что сделать это полагалось именно ему.
Но, несмотря на решимость, выбравшись из подвала и закрыв деревянный люк, он добрых пять минут простоял перед дверью дома, тупо уставившись на дверную ручку.
Мысли его путались, взгляд был рассеянным, и он не заметил, как отворились и закрылись за Шокой главные ворота, хотя те по обычаю издали резкое, довольно неприятное скрежетание.
Хозяин дома бросил взгляд на его застывшую фигуру, подошел к колодцу, достал оттуда полное воды ведро - и лишь затем приблизился к юноше. Лицо того не выражало ничего, кроме задумчивости, такой глубокой, что тот казался прекрасной бледной статуей, волей случая очутившейся в их пустынном саду.
Хотя нет. Прекрасной бледной чумазой статуей.
Шока покачал головой. Он уже не знал, удивляться ему, смеяться или беспокоиться.
- Сейран.
Юноша очнулся от тяжелых размышлений и с удивлением воззрился на Шоку, который, как ему показалось, возник перед ним из небытия.
- Доброе утро, хозяин, - моргнув, автоматически поприветствовал он главу семьи. - Я как раз собирался…
Сейран протянул руку, чтобы открыть дверь, но Шока схватил его за рукав.
- Сейран, во-первых, время сейчас ближе к обеду, - усмехнулся он, потянув его в обратном направлении. – И, во-вторых, я сомневаюсь, что Шурей пустит тебя за стол в таком виде.
Юноша уставился на свои руки, только сейчас заметив, что они по локоть были вымазаны сажей. Довольно вымучено улыбнувшись, он пробормотал слова благодарности, повернулся к ведру и начал сосредоточенно умываться.
Шока вздохнул, решив не обращать внимания на странное поведение одного из своих детей.
- Я был во дворце. Сегодня туда уже можно не возвращаться, но завтра и ты, и я снова должны приступить к своим обязанностям. Я полагаю, ты знаешь, что тебя назначили на новую должность.
Сейран поднял к нему теперь идеально чистое лицо, поджал губы и нехотя кивнул. В его светлых глазах промелькнуло что-то вроде упрямой неприязни, и глава семьи задался вопросом, не связаны ли эти не поддающиеся объяснению приступы чрезмерной задумчивости с новым назначением. Конечно, зная об истинном происхождении стоявшего перед ним молодого человека, Шока понимал, насколько, на самом деле, неприятно должно быть ему это поручение: расследовать покушения на императора, когда главным подозреваемым лицом был исчезнувший много лет назад принц Сейен.
Возможно, все дело именно в этом.
Шока усмехнулся и легонько подтолкнул Сейрана к дому. Выражение лица молодого человека (если бы Шока не знал лучше, он бы сказал, что тот надулся, словно дитя) напомнило ему о замкнутом приемыше тринадцати лет, которым этот, уже совсем взрослый юноша когда-то был.
Сейран, повинуясь привычному, мягкому, но настойчивому прикосновению, не успел задуматься о последствиях, и, разувшись, прошел на кухню.
Услышав легкие знакомые шаги, девушка, которая в этот момент накрывала на стол, испуганно обернулась, выронив полотенце. Сердце ее чуть не выпрыгнуло из груди.
Сейран застыл.
Взгляды их встретились, и у Шурей перехватило дыхание. Она, наверное, так бы и простояла, как столб, весь день, уставившись в серо-зеленые глаза, если бы отец снова не напомнил о своем существовании.
- Какое милое приветствие, - с улыбкой заметил Шока и, в который раз за день, аккуратно обойдя окаменевшую фигуру Сейрана, сел за стол.
Шурей, спохватившись, покраснела и смущенно отвела взгляд. Трясущимися руками она подобрала полотенце и продолжила накрывать на стол.
Сейран, опустив голову, присел рядом с Шокой.
Глава семейства удивился, но вслух ничего не сказал, предпочитая молча наблюдать. А смотреть, признавал он, было на что. С самого утра молодые люди вели себя, по меньшей мере, странно. Шока готов был поклясться, что они избегали друг друга, как будто между ними пробежала черная кошка.
Но за все те годы, которые они провели вместе, они ни разу не поссорились, по крайней мере, в его присутствии. Можно было с первого взгляда сказать, что Шурей обожала своего друга детства, а Сейран отвечал девушке неизменной заботой и нежностью.
Даже если случилось что-то, заставившее их поругаться, Шурей слишком избегала взглядов юноши, выглядела напуганной и виноватой. А Сейран сверх всякой меры отдалился, позволял ей быть в замешательстве и бояться, и как будто сам чего-то опасался.
В любом случае, Шока был уверен, что долго эта непонятная отстраненность продолжаться не может. Шурей, рано или поздно, поймет, что молчанием ничего не решить, а Сейран найдет в себе смелость заговорить с девушкой. Молодые люди были слишком близки, чтобы подчиниться недоразумению (какое бы оно ни было) и потерять друг друга, отдалившись. Скоро все будет как прежде.
Тем временем Шурей все еще не решалась взглянуть на Сейрана, потому что была слишком ошеломлена нахлынувшим на нее потоком чувств и не спешила заговорить, все еще не доверяя своему голосу. Поэтому она повернулась к отцу. Он был в какой-то мере «безопасной зоной».
- Как тебе обед, папа?
И ее надежды оправдались.
- Как всегда, чудесно, Шурей, - искренне похвалили ее стряпню отец, прервав тяжелое молчание, воцарившееся в кухне после их появления. – Почему же ты не ешь?
- Спасибо, папа, - она благодарно улыбнулась и взяла в руки тарелку, хотя и была слишком напряжена, чтобы есть в такой момент, и слишком переживала, чтобы чувствовать голод. От мяса исходил сильный пряный аромат, но Шурей сейчас не смогла бы взять в рот и кусочка даже под страхом смерти.
- Прошу прощения, я задумалась, - девушка неловко взяла палочки и робко подняла глаза. Сейран, не смотря в ее сторону, без энтузиазма ковырялся в еде, равнодушно уставившись на предложенное угощение.
В любой другой день это вызвало бы у нее множество вопросов и тревогу. Возможно, она бы уговорила его съесть хоть немножко, чтобы восстановить силы. Но сейчас она почувствовала лишь облегчение. Значит, и он тоже волнуется, раз у него нет аппетита.
- Вот и Сейран сегодня витает в облаках, - вопросительным тоном пробормотал Шока, хотя это был даже не вопрос, а полное веселья утверждение.
Юноша вздрогнул, но нашел в себе силы спокойно положить палочки на тарелку.
- Вовсе нет, хозяин, - Сейран мягко улыбнулся, и у девушки снова перехватило дыхание.
- Что-то случилось, Шурей? - торопливо спросил Шока, сидевший напротив дочери и внимательно наблюдавший как медленно изменяется цвет ее лица.
- Нет, папа, все хорошо, - быстро ответила Шурей и добавила, натянуто улыбаясь: - Овощей?
- Пожалуйста, - вежливо кивнул глава семьи. – И все же, Шурей, как ты себя чувствуешь? Ты покраснела.
Сейран, забеспокоившись, немедленно посмотрел на нее в упор, от чего она залилась краской еще сильнее. Потом, как будто вспомнив о чем-то, юноша снова опустил голову.
И внезапно эта его молчаливая отстраненность ослепляющей болью полоснула по сердцу девушки. У Шурей защемило в груди.
- Ах, вот как? Но все в порядке, папа! – она неестественно рассмеялась и похлопала себя по алым, горящим щекам. Потом снова взяла в руки кастрюлю.
- Сейран, тебе тоже с овощами? – старательно отводя глаза, неуверенно спросила девушка.
- Да, спасибо, - выдавил тот.
Неуклюже наложив еду, она передала ему тарелку. Их пальцы соприкоснулись - и тарелка полетела вниз, расколовшись на три крупных куска.
- Прости, - выпалила Шурей, вскакивая со стула.
К своему ужасу она почувствовала, как глаза ее начали наполняться слезами. Девушка выбежала из кухни в коридор, подошла к окну и прижалась лбом к стеклу. Она не могла заставить себя посмотреть ему в лицо.
И никогда Шурей не думала, что может быть такой ранимой и чувствительной.
Но внезапно девушка поняла, что больше ничего не вернется на круги своя. Они до конца дней будут ходить кругами, избегая друг друга. Будут проходить мимо друг друга, отводя глаза, а потом совсем потеряют друг друга.
Шурей горько всхлипнула.
Раздался грохот отодвигаемого стула, взволнованный оклик отца, а через секунду из кухни выскочил Сейран.
Краем сознания поражаясь собственной трусливости, она попыталась выскользнуть из коридора и укрыться в чулане, но Сейран ее опередил. Его пальцы крепко сжали ее тонкое запястье.
- Подождите, - сказал он решительно и в то же время нежно. – Давайте поговорим.
Она покачала головой, вырвала у него свою руку, еще глубже зарывшись лицом в ладони, и застонала, не отрывая рук от лица, - она готова была провалиться сквозь землю.
Что она могла ему сказать? Как объяснить свое неслыханное поведение? Поддавшись собственным чувствам, и совсем не принимая во внимание его, она эгоистично захотела стать ближе к нему и не придумала ничего умнее, как поцеловать его? И к тому же нисколько не сожалела об этом?! Шурей с трудом отгоняла от себя неприятные мысли, представляя, что он мог о ней в таком случае подумать.
- Госпожа, - мягко позвал он ее.
Она молчала, отвернувшись, и тогда он взял ее за плечи и осторожно повернул к себе лицом, чтобы заглянуть в глаза.
- Госпожа, - прошептал он, отчаянно борясь с желанием заключить ее в объятия. Он ограничился тем, что ласково коснулся ее щеки. - Пожалуйста, перестаньте себя казнить.
- Мне не следовало этого делать.
Он горько улыбнулся, угадав, о чем она говорит.
- Да, возможно, и не следовало. И мне, наверное, тоже не следовало вести себя так.
- Это моя вина, - прошептала она, - Но я ничуть не жалею. Ничего не могу с собой поделать. Я, правда, разумом понимаю, что повела себя неразумно и глупо, и обещаю, что это больше не повторится…
Шурей чувствовала себя просто ужасно: ее щеки пылали, а Сейран, как видно, решил дать ей высказаться до конца. Во время своей длительной тирады она и глаз не смела поднять на друга, и чувствовала, что он пристально наблюдает за ней, ожидая, что еще она скажет. Но что еще можно было сказать? Ее терзали настолько противоречивые чувства, что на их фоне поцелуй уже не казался таким вопиющим безрассудством, как прежде. Вздохнув, Шурей все же продолжила:
- Но, Сейран, я не хочу, чтобы это встало между нами. Пожалуйста, прости меня, Сейран. Давай забудем то, что произошло, - выпалила она и сама тут же пожалела о сказанном.
Сейран замер. Потом едва слышно прошептал:
- Я не хочу забывать.
Его тихий голос также ничего не подсказал ей.
- Что это значит? — неуверенно спросила она.
- Ничего, - колеблясь, произнес он.
Мгновение Шурей беспомощно смотрела на него, вопреки себе желая, чтобы он продолжил возражать ей.
- Мне нечего вам прощать, моя госпожа. Но это важное воспоминание для меня. Наверное, мне не удастся объяснить вам свои чувства словами, я и сам сейчас толком не понимаю, чего я хочу. Однако представьте себе, возможно, потом мы будем вспоминать это происшествие, и улыбаться, - верный своим словам, он постарался улыбнуться, хотя голос его был неровным и хриплым.
Прикусив нижнюю губу от волнения, девушка наблюдала за той невероятной борьбой болезненных эмоций и каких-то других чувств на его лице, природу которых, при всем своем желании, она не могла определить.
Потом он продолжил, уже тверже:
- Однако если вы хотите, чтобы я забыл об этом, я постараюсь забыть.
Она не знала почему, но эти его слова и чувства в глубине светлых глаз заставили ее вспыхнуть. В голове ее пронеслись неясные картины, тем не менее, навевающие непонятное нежное счастье, предвкушение и нетерпение.
Какое-то мгновение, показавшееся ему бесконечностью, она молчала, и Сейран замер, не дыша. Потом она покачала головой.
- Нет, не забывай, Сейран. И я тоже не забуду.
Он в мгновение ока притянул ее к себе за руку и крепко обнял. Она снова покачала головой, однако вовсе не была уверена, что хотела сказать ему этим жестом.
- Но сейчас мне совсем не хочется смеяться над этим! Сейран, если бы ты знал, как я испугалась, когда подумала, что мы потеряем друг друга из-за этого пустяка.
Сейран глубоко про себя вздохнул. Как ему хотелось обнять девушку и уверить в том, что ничего подобного не произойдет, однако ему произошедшее вовсе не казалось пустяком. Поддавшись один раз чувствам, он наконец-то понял, как глубоко течет его привязанность и любовь к этой необыкновенной, храброй, самой дорогой для него девушке. Но в то же время он прекрасно понимал, что не может открыть все свои мысли или бездумно следовать любому порыву. Особенно сейчас, когда за его спиной вновь начали собираться мрачные тени заговоров и дворцовых интриг.
К несчастью, зло уже вступило в свои права. И ничего нельзя было поделать и невозможно ничего никому объяснить…
Пусть все просто вернется на свои места. Этого сейчас ему будет вполне достаточно.
- Но теперь все в порядке, госпожа?
Шурей робко кивнула.
Сейран моргнул, улыбнулся и чмокнул ее в нос.
Шурей, не сразу сообразив, что произошло, пару секунд просто хлопала ресницами. Потом сердито выдохнула и, оттолкнув его, сложила руки на груди. С ней снова обращались, как с ребенком.
- Сейран!
- Что?
- Ты знаешь! – рассерженно прошипела она.
Тот лишь невинно улыбнулся, весело глядя на свою презлющую госпожу.
Шурей попыталась бросить на него грозный взгляд, но выражение ее глаз было слишком нежным, испортив весь эффект. Она с трудом подавила улыбку, но не могла и продолжать злиться на него, когда он был таким, как сейчас. Она уже знала, что за внешностью строгого, неизменно вежливого и тактичного юноши скрывается шаловливый ребенок, и ей начинало нравиться то, что она обнаружила.
Забыв о притворной суровости, она лукаво заметила,
- Не боишься, что я отомщу тебе, пока ты будешь мирно спать?
Он снова заключил ее в крепкие объятия и прошептал ей на ухо:
- О, госпожа, боюсь вас разочаровывать…
Шурей, почти не слушая, негромко рассмеялась. Завороженная стуком его сердца, она чувствовала себя очень уютно, прильнув к его груди.
- Но камин починен.
Она изумленно захлопала ресницами.
- Что?
- Теперь вы можете вернуться в свою комнату.
- Но там холодно!
- Вовсе нет, госпожа, камин в порядке, и теперь, когда снег растаял, у вас не будет недостатка в дровах.
На это ей нечего было сказать. Она обиженно посмотрела на него и с гордо поднятой головой направилась к кухне.
Теперь недоуменно заморгал он.
Но Шурей удалилась не дальше чем на три шага, где замешкалась, а потом и вовсе остановилась. Когда она, наконец, повернулась к нему, глаза ее были полны теплоты и тревоги.
- Сейран, поешь. О господи, я же только что поняла, что ты целое утро был в холодном подвале и даже не позавтракал. Пожалуйста, съешь хотя бы немного, иначе ты простудишься.
Сейран улыбнулся и кивнул, и Шурей схватила его за руку, потащив на кухню, где их встретил любопытный, но оттого не менее веселый взгляд Шоки, который за все время их отсутствия, не обращая внимания на весьма эксцентричное поведение своих детей, даже не сдвинулся с места. Спокойно отложив в сторону палочки, он терпеливо ждал, пока молодые люди вернутся за стол.
- И теперь, когда все недоразумения улажены, - сказал Шока, не в состоянии скрыть веселье. - Я надеюсь, что мы, наконец, можем вместе насладиться этим замечательным обедом.
Конечно, в подобной ситуации это замечание должно было немало смутить Сейрана и Шурей, однако в этот раз ничего не помешало их сердцам наполниться теплотой. Они еще раз убедились, что действительно дороги друг другу и своей семье.