Начала смотреть Tree of Heaven. Посмотрела две серии, но как-то оно...тогоXD Не знаю. Смесь французского с нижегородским японского с корейским. Такое чувство, что смотрю некую японскую версию современного корейского ТарзанаXD
Название: Пока не расцвела сакура Автор: katya_neko ([email protected]) Фэндом: Saiunkoku Monogatari Бета: нет Пейринг/Персонажи: Сейран, Шурей, Шока, Рьюки, Джуусан-химе, Шуе, Койю, Рьюшин, Рейшин, Юри-химе, триплет Ранов, Сейран/Шурей, легкое Рьюки/Шурей, легкое Рьюки/Джуусан-химе, Рейшин/Юри-химе, Шока/Шокун Жанр: романс, приключения Рейтинг: PG-13 Состояние: в процессе Описание: написан по заявке, которая разбудила во мне шиппера-маньяка XD Посвящение: Okini-chan как заявителю и товарищу-шипперу XD Предупреждение: выставлять где угодно, но только с этой шапкой. Помните о нежной душе автора и копирайтах XD
Сейран горел, как раскаленный металл. У него была одна из тяжелейших форм лихорадки - его тело дрожало, даже когда он лежал в забытьи. Ледяной огонь болезни одновременно заставлял его кожу пылать и зубы стучать, и этот странный контраст сводил девушку с ума. Ему было плохо, и за это Шурей не могла простить ни его, ни себя. В конце концов, она уже полтора дня назад знала, что Сейран был болен, просто не хотела этому верить и выдумывала оправдания его упрямству и отговоркам, а ведь его поведение было верным признаком приближающейся болезни. Если бы Сейран вовремя признался в своем плохом самочувствии, она бы не испытывала сейчас такой мучительный страх. Она бы не терзалась страшными предположениями. Ей не следовало верить ему, не стоило. А вчера утром он потерял сознание и до сих пор не открывал глаз и не приходил в себя. - Сейран, - снова и снова шептала она, пытаясь найти правильные слова, вне себя от отчаяния, усталости и страха. - Сейран, пожалуйста, ответь мне. Ответом ей было лишь молчание ночи и учащенное, хриплое, прерывистое дыхание горящего в лихорадке юноши. Шурей устало опустилась возле него на колени, сложила руки на кровати, опустила на них голову и еще раз яростно поклялась всем на свете, что никогда в жизни больше не будет доверять словам мужчин. Не будет ни за что, только пусть небо вернет ей здорового Сейрана. Ее неразумного, упрямого, любимого, самого дорогого на свете Сейрана. Вчерашний день стал для нее кошмаром наяву. Сейран не приходил в сознание, дрожал в ознобе, задыхался и без конца ворочался в постели, скидывал одеяло и подушки, отталкивал прочь ее трясущиеся руки и прохладные руки отца - будто видел один жуткий, нескончаемый, пугающий, тревожный сон и никак не мог из него выбраться. Она обтирала его холодной водой, когда он потел, поддерживала голову, заставляла глотать лекарство. После полудня он стал спокойнее, но когда она отходила, опять издавал какой-нибудь тихий звук, стремительно возвращавший ее обратно. Теперь он, кажется, действительно спал и выглядел вполне невинно. Его волосы казались очень бледными на фоне темно-серого компресса со льдом, профиль четко вырисовывался в темноте. Шурей невольно улыбнулась, отбросив серебристую прядь с высокого лба. Словно в ответ, его ресницы затрепетали. - Проснись, Сейран. Чьи-то легкие пальцы прикоснулись к его горячему плечу. Он открыл глаза и сразу увидел над собой тонкий белоснежный месяц, укутавшийся в пушистое темное облако, словно решив спрятаться от нежелательных людских взглядов. Сквозь облако этот месяц настойчиво заглядывал в комнату. Шурей сияющими глазами встретила непонимающий усталый взгляд и прижала его горячую, сухую руку к своим губам в безмолвном жесте благодарности небесам. Так и не проронив ни слова, он опять провалился в сон – самый глубокий за много месяцев.
***
- Госпожа, - тихо вздохнул Сейран, - успокойтесь. Шурей со зловещим грохотом распахнула огромный сундук, где была сложена его одежда, и схватила первый попавшийся под руку костюм. - Нет, не успокоюсь! Рубашка полетела в него первой. За ней последовали штаны. Ловко поймав и то, и другое, Сейран с трудом откинул в сторону одеяло и, собравшись с силами, сел на кровати, спустив ноги на пол. Он чувствовал себя не лучше, чем корка выжатого апельсина. Шурей, не веря своим глазам, уставилась на его голые ступни, стоявшие на холодном - холодном - полу! Похоже, он вовсе не собирается образумиться. Это ясно, как весеннее утро, и она сейчас, кажется, лопнет от закипающей злости! Шурей в безмолвном отчаянии вскинула руки к немилосердным небесам. - А что я такого сделал? – спросил Сейран со всей невинностью, на которую был только способен, зябко поджал пальцы ног, снял через голову старую, пропитавшуюся запахом болезни рубашку и с опаской посмотрел на девушку. Шурей тут же поспешно отвернулась, аккуратно закрыла крышку сундука и несколько мгновений не отрывала глаз от восточного горизонта, который начинал светить только бледным намеком на весенний рассвет. Юноша озадаченно вздохнул, пытаясь избавиться от дурманящего головокружения, неловко надел свежую сорочку и попытался застегнуть пуговицы. Но проклятые маленькие вещицы путались и отказывались лезть в петлицы, пальцы его не слушались. Хуже того, у него невыносимо болели глаза. Болела голова. Его невеселое утро началось с того, что его разбудило мягкое мурлыканье – задумчивая, рассеянная песенка и звуки растапливаемого камина. Это насторожило его - в своей комнате камин он всегда растапливал сам. Довольно долго Сейран не мог понять, где же находится: он мог видеть перед собой знакомый потолок, но это ему мало что давало. Он слышал скрип передвигаемого стула, тихий звон посуды, легкие шаги. Юноша хотел было заговорить, но его горло мучительно горело, к тому же, он сильно ослаб. Наконец ему пришлось изменить положение, хотя тело отчаянно сопротивлялось этому, каждая частичка разума восставала против его усилий, а каждый мускул требовал покоя и отдыха. Дыша неглубоко и часто, наблюдая за болью в груди, которая с каждым вдохом превращалась в глухое настойчивое жжение, Сейран перевернулся на бок и, наконец, увидел Шурей. Он сразу заметил, что, несмотря на тихую и нежную песенку, она недовольна собой. И, кроме того, невероятно зла на него. С самого его пробуждения Шурей пребывала в ярости, совершенно непонятной для Сейрана и, как оказалось, совершенно безопасной. Даже когда она злилась, ее глаза лишь становились еще больше и более выразительными. И даже ее раздраженное фырканье казалось ему очаровательным. Ему нравилось, когда его ругают. Сейран на секунду задумался, не повредила ли болезнь его мозг. И не повлияла ли она на его мыслительные способности. Да и логику, если на то пошло. Очередная пуговица, не пожелав залезть в петлицу, больно скользнула острым краем по его пальцам. Он почти зло вздохнул. Как ни посмотри, но простуда никак не могла лишить его способности передвигаться! Шурей, закусив нижнюю губу, осторожно покосилась в его сторону. Она помнила, как все эти пуговицы, шнурки и крючки, стоило ей заболеть, становились серьезным препятствием, которое, однако, Сейран преодолевал с завидным упорством. Он упрямо, но неуклюже старался застегнуть рубашку, при этом, как ни удивительно, юноша выглядел скорее надменным, обозленным и раздосадованным, чем беспомощным. И с каждой секундой раздражался все больше. Девушка вздохнула. Полностью избавиться от волнения, злости на него и себя и страха у нее еще долго не получится, поскольку для этого нужно перестать чувствовать. Но, вопреки рассудку, ее тело само потянулось к юноше. Сев на край постели, девушка оттолкнула его руки и сама аккуратно застегнула три пуговицы на свежей рубашке. Потом, не желая уходить, начала рассеянно разглаживать несуществующие складки на белом рукаве, ощущая под руками жар предплечья. Чувство вины, мучавшее ее последние два дня, немного ослабло. И тут Сейран отвернулся и поднес руки к горлу, внезапно закашлявшись. Кашель был сухой, резкий и такой мучительный, что звук его сразу наполнил Шурей ледяной тревогой. - Где у тебя болит? - В груди, но это нестрашно, - на самом деле, болело сильно, но Сейран, будучи Сейраном, не мог сказать того, что причинило бы ей еще большее беспокойство. Ему было очень тяжело дышать, однако, несмотря на боль в груди, он попытался успокаивающе улыбнуться. Шурей лишь сердито сощурила глаза, давая понять, что ему лучше забыть о своих добрых намерениях. Она вскочила на ноги и взяла со стола поднос с едой. Сейран выжидающе протянул к нему руки. Шурей, не обращая на его жест никакого внимания, начала кормить юношу. - Я могу сам поесть. - Да, Сейран, - полностью проигнорировав его слова, Шурей сунула очередную ложку супа ему в рот. И даже это было чем-то вроде счастья. Ему нравилось, что Шурей суетится вокруг него, нравилось, что она краснеет, когда смотрит на него. С Шурей, решил Сейран, он смог бы остаться навсегда. Ему нравился ее голос, нравилось, как она говорит. Он просто обожал ее решительность и упорство. С ней невозможно было быть настороже. Она могла успокоить его, она могла его рассмешить. И, что самое важное, с ней он чувствовал себя уютно. Она была его домом. С этой мыслью Сейран игриво наклонился вперед, одарив девушку обворожительной улыбкой. Она тут же взметнула на него рассерженные карие глаза. - Знаете, когда вы начинаете злиться, госпожа, из вас так и сыплются искры. Очень соблазнительно. Шурей на мгновение изумленно открыла рот, недоверчиво уставившись на него, потом быстро отвела взгляд, чтобы скрыть выражение своего лица, и нервно поставила миску обратно на поднос. - Что ты сказал? – выдавила Шурей, хватаясь за воду. Он улыбнулся, и, склонив голову, посмотрел на нее не без лукавства. Она протянула чашку Сейрану, чтобы тот сделал глоток. Тот взял стакан и кивком поблагодарил ее. - Очень соблазнительно, - поднеся к губам воду и сделав пару глотков, повторил юноша. Глаза его смеялись. Шурей последовательно покраснела, побледнела и фыркнула. Решительным шагом она прошествовала к столу, со стуком оставила на нем поднос и, вернувшись к Сейрану, села рядом с ним на кровать. Потом, повернувшись, запустила пальцы в его шевелюру и осторожно потянула за волосы, заставляя его склонить голову и прижаться лбом к ее лбу. - Жар вроде бы спал, – в явном замешательстве объявила она, не найдя разумной причины его поведению. Юноша лишь продолжал улыбаться загадочной, нервирующей улыбкой. Шурей чувствовала, что щеки ее горят, но это было ничто по сравнению с тем ураганом смущения, который поднялся в ее душе. Она была уверена, что не привлекала его, тем более, когда была в таком ужасном настроении, и, тем не менее, он делал все, чтобы убедить ее в обратном. Его глаза постепенно потеплели, и он поцеловал ее, скользнув губами по мягкой коже виска. Шурей невольно закрыла глаза и улыбнулась. Он нашел одну ее ладонь, затем вторую. Прижавшись щекой к ее щеке, нежно положив руку ей на спину, даже сквозь одежду наслаждаясь прохладой ее кожи, ее мягкостью, Сейран провел рукой вниз по ее позвоночнику. Позади них раздалось негромкое, сухое, но очень насмешливое покашливание. Приятная дымка, окутавшая их, тут же рассеялась, прерывая короткий момент близости. Обнаружив на пороге комнаты Энсея, Шурей второй раз за день изумленно раскрыла рот. Сейран отреагировал на его появление почти так же, но рот ему все-таки удалось оставить закрытым. Потом, осознав, какую картину они собой представляют, молодые люди отскочили друг от друга, как дети, которых застали в чужом саду. Энсей ухмыльнулся и прислонился спиной к косяку открытой двери. Он, как никогда, пребывал в веселом расположении духа, его лицо озаряла самодовольная, но очаровательная улыбка. Не дав парочке времени прийти в себя, он быстро пересек комнату и плюхнулся на ставший свободным стул возле кровати. Сейран настороженно сузил глаза, однако растерял весь устрашающий эффект хрипло раскашлявшись. В ответ Энсей поднял брови и уставился на друга. Обычно Сейран сопровождал Шурей повсюду. Но сейчас, бледный, с потрескавшимися губами и странно блестевшими глазами, он выглядел так, как будто был не в состоянии пойти никуда. Более того, Шурей, демонстративно застывшая на месте и явно недовольная его вторжением, нисколько не была смущена на этой новой стадии их отношений. Энсей снова усмехнулся и сел удобнее, являя удивительное отсутствие любопытства и угрызений совести для человека, невольно спугнувшего чужую нежность. По лицу его было видно, что он закончил строить разные догадки и пришел к какому-то заключению. По личному же мнению Сейрана, выглядел он до нелепости довольно, и воплощал в себе все самое ужасное, вездесущее и неотвратимое. - Ну, кормят тебя, по крайней мере, неплохо, - с обезоруживающей простотой заметил Энсей, тоскливо косясь на суп, омлет и огромный ломоть хлеба. Сейран покачал головой. - Неужели я не слышу никаких вопросов? Что это, внезапно проснувшееся в тебе благоразумие? - Это терпение. Если мне суждено что-то узнать, значит, со временем обязательно узнаю, - философски пробормотал Энсей, потянувшись за приглянувшимся куском хлеба. - Шока-сама хотел поговорить с вами.
***
Небо казалось темно-голубым, но словно сияло радостью, по нему не спеша плыли редкие облака. Тоненькие деревья изо дня в день покрывались светло-зелеными листьями, щедро даря своим немощным древним товарищам пьянящий воздух. Старый сад, хоть и совсем пустой, был полон весеннего очарования. Шока встал, когда молодые люди медленно вышли из дома. Заботливо закутанный с головы до ног в белое стеганое покрывало, Сейран нес голову так высоко, что казалось, будто он одет в плащ. Одновременно гордый и непритязательный вид, распущенные серебристые волосы, прозрачные светло-зеленые глаза и бледная кожа – он, как никогда, напоминал существо из другого мира. Невыразимо серьезное выражение строгого лица, с которым он отвесил хозяину весьма почтительный легкий поклон, только усилило это фантастическое впечатление. Шока, таинственно улыбнувшись собственным мыслям, снова занял свое место и поманил детей рукой. Сейран опустился на стул, стоявший напротив хозяина. Шурей застенчиво села рядом с ним, не очень близко и не очень далеко. Сегодня она казалась одновременно счастливой и молчаливой, деловитой и настороженной. - Завтра я хотел бы поговорить с младшим братом и его женой. Шурей довольно недоверчиво взглянула на отца. Сейран кивнул. Он хорошо помнил эту семью – приемных родителей Койю. Красивая, часто улыбающаяся женщина и острый, как отточенный клинок, эксцентричный мужчина, прячущий хитрые улыбки за перманентным веером. Нельзя было себе представить более нетерпеливого, деспотичного и капризного человека - каждый раз, когда он разговаривал с последним, Сейран чувствовал себя так, будто вступил в беседу с лисой, к тому же, очень бдительной, ибо Рейшина выдавали проницательные зеленые глаза. Шока опять чуть улыбнулся, видя их растерянность. Эта улыбка забавно прочертила тонкие морщинки вокруг полуприкрытых мудрых глаз. И внезапно Сейран осознал истинную причину, крывшуюся за желанием хозяина поговорить с младшим братом. Все сказал ласковый тембр голоса Шоки и мягкий взгляд глаз с темными короткими ресницами. Он почувствовал огромное волнение, но ему показалось, что благоразумнее скрыть это чувство. Однако Шурей зачарованным вздохом подтвердила то, что уже понял Сейран. - Хозяин, - наконец выдохнул юноша, не отрывая взгляда от горизонта. Три простых слога выразили сильные узы, навсегда привязавшие его к этому необычному человеку. Рядом с ним он неизменно испытывал то спокойствие, которое нисходит на любое создание, когда оно ощущает, что его поведение, присутствие и поступки приятны и приносят спокойствие тем, кому оно пытается помочь. Даже пятнадцать лет спустя юноша готов был без сомнений принять любую веру этого мудрого мужчины как свою собственную. Сейран вспомнил Хозяйку и день ее смерти - с того дня так много изменилось. Обычно он любил грозу. Ему нравился запах, который она приносила, ее энергия, ее безграничная упоительная сила. Но та гроза – словно рыдающее от отчаяния небо - лишила его присутствия духа. Никогда Сейран не забудет ошеломляющую в своей трагичности картину – его прекрасная, нежная Хозяйка, в последней мольбе протягивающая к нему тонкую руку, его добрый Хозяин, беспомощно державший умирающую жену на руках. И он дал обещание, навсегда привязавшее его к этой семье. Затем бережно подхватил на руки напуганную грозой, но совершенно выздоровевшую Шурей. На этот раз малышка не сопротивлялась, а, наоборот, положила головку ему на плечо и через несколько минут уснула; он отнес ее наверх, в спальню и, уложив ее в кровать, тоже забылся в теплом присутствии маленького, ни о чем не подозревающего существа. А Шока еще много часов не мог сдвинуться с места. Он сжимал жену в объятиях и укачивал ее хрупкое тело, пока слезы не высохли на его усталых глазах. Так они вместе встретили восход солнца. Пришло утро, и с ним в их осиротевшую маленькую семью пришло горе. Сейран тогда думал, что Шока сойдет с ума. Он никогда не забудет тот безумный взгляд, который поселился в глазах у мужчины, когда тот понял, что душа его жены отошла. Сейран опустил голову и уставился на свои руки, пытаясь отогнать странную, влажную серебристую мглу, застилавшую глаза. Печаль была так сильна, будто это случилось вчера. Шурей ничего не сказала, но взгляд ее выразил ответную душевную боль, тем не менее, скорее похожую на отражение чувств, чем на истинный порыв. Шока задумчиво и немного грустно усмехнулся. Можно было крепко зажмурить глаза и плотно заткнуть уши, чтобы не наблюдать быстро разворачивающихся событий, но даже слепой и глухой не могли бы не признать всей прелести и гармонии зарождения взаимных чувств, зарождения любви из чистой привязанности, робко пробудившейся к жизни после долгой и нежной дружбы. Он был Волком ветра – легендарным убийцей, несравненным убийцей. Он был хитрым и быстрым, и мог убить любого по приказу императора, убить, не оставив и следа. Он был хуже Дьявола, ибо Дьявол не имеет плоти, чтобы нести разрушение, по жилам Дьявола не струится горячая кровь. Он лучше всех знал, какие страдания могут принести человеку удары судьбы, какие могут нанести обиды. Пережитая несправедливость всегда подобна лезвию ножа – острому и беспощадному, а раны от нее, рваные, болезненные, словно отравленные ядом, никогда не заживают. Тринадцатилетний мальчик, которого они когда-то нашли в снегу – весь серо-серебристый и алый на белоснежном – был беспощадно загнан в угол, как никто другой. Волей небес ему было дано многое, и многое было отнято, все, что можно было испытать, было испытано, и храбро сражавшаяся хрупкая жизнь была небрежно вышвырнута на обочину, как что-то бесполезное, той же рукой судьбы, которая десяток лет назад даровала ему необыкновенный талант. Изгнанный принц пережил то, что давно сломало бы более слабого человека. Он, наконец, вырос, этот безутешный ребенок, всегда отдававшийся собственной молчаливой грусти целиком, погружавшийся в нее с головой, как это свойственно только взрослым людям. Отважно, но безуспешно пытаясь забыть о невыносимой боли, Сейран инстинктивно воздвиг холодную непробиваемую стену между собой и остальным миром, и оттого неизменно казался таким одиноким. Внутренне терзаясь самоосуждением, он порой вел себя сдержанно, холодно, однако, несмотря на подавленное, настороженное состояние его души, Шока никогда не замечал в Сейране и следа недовольства судьбой, озлобления, как это часто бывает, или, тем более, мелочной мстительности. Принц, неизменно движимый благородством и любовью к их семье, выполнил свое обещание и теперь ему, Шоке, настало время выполнить свое. - Сейран, - мягко позвал юношу он, - Сейран. Юноша повернул к нему слегка посветлевшее лицо, но продолжал терпеливо молчать. - Ты сумел пережить многое с тех пор, как родился принцем. Печально, что тебе пришлось повидать столько смертей, мой мальчик, но я счастлив, что ты остался в живых. Воспоминания, даже самые тягостные, не живут вечно в душе человека. Я желаю тебе счастья. Не позволяй счастью выскользнуть из рук без борьбы. Шока замолчал, но его взгляд сумел передать всю ту смесь гордости и тревоги, которую он не мог выразить словами. Сейран отвернулся. Он был тронут. Шурей заметила это, но не осмелилась сказать ни слова. Ей хотелось обнять его за шею и прижаться лицом к его плечу. Ей захотелось накричать на него. Но она лишь до боли закусила нижнюю губу и промолчала. Шока, покачав головой, продолжил: - Тебе больше не нужно наказывать себя за совершенные давным-давно грехи. Живи для себя и имей смелость желать будущего. Сейран внезапно снова почувствовал себя тихим, замкнутым подростком, которому ласково говорили утешающие слова. Какая-то прежде дремавшая неумелая, нежная и наивная частица его окаменевшего сердца в этот момент вздрогнула и с нелепой вспышкой радости проснулась, и тут же заставила испугаться своего пробуждения. - Чего же ты хочешь, Сейран? Он хотел научиться мечтать. Хотел видеть большие карие глаза, доверчиво смотрящие на него, лукаво улыбавшиеся ему. Хотел чувствовать в своих руках мягкие пряди длинных иссиня-черных волос. Хотел видеть прекрасное лицо, обращенное к нему с выражением чистого счастья. Слышать звонкий голос, приветствующий его, когда он переступает порог их дома. Слышать звук ее шагов, когда она суетится по хозяйству. Слышать ее удивленный вздох в ответ на новое открытие. Он хотел быть рядом с ней. Он хотел любить ее. На одно сумасшедшее мгновение Сейрану показалось, что он высказал все свои мысли вслух, и он отшатнулся, слегка побледнев. Потом, поймав на себе понимающий взгляд Шоки, опустил плечи и заставил себя успокоится. И только успокоившись, осознал, что под слоем приходящих и уходящих желаний, порывов, снов и химер, всегда будет скрываться лишь одно: он хотел, чтобы она была счастливой. Даже если это оставит его ни с чем, даже если ради этого ему придется отдать свою мечту другому человеку, более подходящему, более состоятельному. Именно в этом Шурей проигрывала чудовищно: у Сейрана не было ни семьи, которая бы в случае необходимости пришла на помощь, ни положения, ни связей, ни власти, которая могла бы в чрезвычайной ситуации принести ей поддержку. И все-таки некая ничтожная доля его души, словно избалованный ребенок, отказывалась предавать собственные чувства. Сейран поднял правую руку, словно ища опоры, и Шурей с улыбкой взяла ее. Шока давно заметил, что его дочь полностью раскрывала особенности своего характера только перед Сейраном. Более того - она обладала им, будто он давно составлял часть ее жизни и останется с ней и в будущем. Их отношения никогда не были ни шумными, ни многословными, чувства были слишком сдержанны, не бурлили и не выплескивались через край, но тем сильнее ощущалась глубина взаимного влечения, сопереживания и понимания. Счастье в уголках губ, мягкая задумчивость в серых и светло-карих глазах – вот лишь несколько знаков, тем не менее, лучше всяких слов говоривших о близости и любви, железной независимости Сейрана, радости и тревоге Шурей. Шока последний раз внимательно посмотрел на них и медленно склонил голову в знак согласия.
***
- Я люблю тебя, - жалобно и тихо сказала она. – Я люблю тебя. Она сидела посреди его разложенной для сна постели и до этого момента неторопливо и задумчиво расчесывала волосы. Теперь же гребень выскользнул из ее дрожащих рук, а сама она в панике отвернулась, с унынием гадая, хватит ли у нее сил, чтобы остаться на месте. Не то чтобы Шурей боялась, что Сейран грубо обойдется с ней, но допускала, что он способен ответить ей с такой степенью непонимания и небрежности, которые могут стать для нее болезненным ударом. Она долго собиралась с духом, чтобы сказать правду, однако нежность, которая копилась в ней все эти годы и, наконец, вылилась в трех простых словах, была воистину поразительной, даже для нее самой. К ее облегчению, он перенес подобное излияние чувств спокойно, даже слишком спокойно, словно не поверил ни единому ее слову. Лишь приподнялся на локтях, непонимающе глядя на нее, и в замешательстве моргнул. Несмотря на решимость стараться изо всех сил, но на всякий случай приготовиться к провалу, какая-то часть ее сердца - очень эмоциональная часть - в этот момент разбилась на мелкие кусочки. Шурей как то сразу сникла и еще более тихим голосом произнесла: - Я люблю тебя так сильно, что и ты должен хоть немного любить меня. Потому что она хотела провести с ним каждый день, каждую ночь. Она хотела разделить с ним каждый секрет, каждый страх, не могла ни на минуту забыть о нем, не могла не думать, как он себя чувствует, о чем размышляет, весело ему или грустно. Она хотела быть с ним и любить его до конца жизни. Она отдавала ему все: свою привязанность, нежность, мысли, надежды, внимание. Эта любовь была не той любовью, что возникала с первого взгляда, лежала на самом виду, на поверхности сердца, читалась в каждом взгляде и каждом слове. Нет, это была любовь глубокая, спрятанная в самой сердцевине ее существа, естественная, неискоренимая, неотделимая и вечная. Не в силах совладать с эмоциями, она снова почувствовала себя маленькой девочкой, беспомощной, слабой, неспособной победить, когда речь идет о любви. Подавляемая всеми силами души неуверенность начала превращаться в тихое раздражение и еле скрываемую непоседливость. Ей стало душно и жарко, не то от растопленного камина, не то от волнения. А он продолжал молча смотреть на нее, пока недоверие в его серебристых глазах не стало до боли напоминать неуверенность в себе и страх ошибиться в выводах. Лицо его оставалось по-прежнему твердым - ни улыбки, ни неудовольствия, ни гнева, ни удивления. Внезапно, без всякого предупреждения, терпение у нее лопнуло; наверное, болезнь любимого человека и собственный страх ослабили и истощили его. Она качнулась вперед, наклонила голову и начала его целовать, заставив юношу недоуменно вздрогнуть. Из всех неожиданных виражей его достаточно странной судьбы этот, несомненно, был самым неожиданным. Сейран никогда бы не подумал, что подобное возможно, и, тем не менее, губы его госпожи прикасались к его губам, легко и нерешительно, а потом вдруг очень даже решительно. Ее руки скользнули по его груди, затем по животу. Не выдержав, Сейран ловким движением вскочил и сел прямо, мягко отстранив девушку. Потом почти перестал дышать, смотря на нее со странной смесью задумчивости, удивления и растерянности. Шурей лишь мысленно пожала плечами. Она отчетливо сознавала, что собирается сделать, ее разум давно оценил значение предстоящего поступка, и она решила, что подобный отчаянный шаг никак не усугубит ее замешательства и стыда, а может быть, и напротив, успокоит ее. В кои-то веки она держала в руках зримую и осязаемую частицу истинного счастья, а не мечту и не плод воображения, и она хотела бороться за это мечту. - Ты должен жениться на мне, – Шурей довольно рассерженно посмотрела на него и представила, какой у них растрепанный вид. В другое время, соединив ее слова, тон, которым они были сказаны, и обстоятельства, он обязательно рассмеялся бы, но сейчас сожаление нестерпимо жгло его изнутри, а ответственность душила, железными тисками заставляя тщательно подавлять свои настоящие чувства. Сейран притянул ее к себе, но, в отличие от нее, не стал целовать. Обнимая ее, он прерывисто дышал, словно преодолел немало препятствий, пока не оказался здесь, пока не достиг ее. Возможно, он был еще слишком слаб, чтобы быстро собраться с мыслями, и она сквозь одежду чувствовала, как горит в легкой лихорадке все его тело. Было похоже, что слова и чувства буквально переполняли его, но Сейран все еще был в затруднении, как именно начать разговор. Боясь спугнуть друга, Шурей терпеливо молчала и дышала не так глубоко, как он, но так же часто. Она закрыла глаза и прижалась щекой к его груди. Тонкая струна взаимопонимания, которая всегда соединяла их, снова протянулась от нее к нему, снова принесла ей утешение, от которого она никогда не смогла бы отказаться. Волна абсолютного покоя ласково коснулась ее души, она постепенно росла и становилась все нежнее, заливая ее теплом. Наконец, после долгой внутренней борьбы Сейран вздохнул, словно на что-то решившись. - Госпожа, вы же знаете, кто я такой. Шурей мгновенно поняла и без того легко предсказуемый ход его мыслей и прервала его, прежде чем он успел договорить: - Не понимаю, какое именно отношение ко всему этому имеют обстоятельства твоего рождения, - размеренно и спокойно сказала, хотя глаза ее вдруг стали холодными, уверенными, почти жесткими. - В самом деле, если бы это действительно имело для меня – для нас - какое-нибудь значение, я бы никогда не стала рассматривать личность бывшего принца на роль моего мужа в первую очередь. Услышав, как она произнесла «муж» и «нас», Сейран непроизвольно сжался. На него точно вылился ушат ледяной воды. Никогда еще в своей жизни он не был «мы». И это местоимение разбудило в нем новый страх и новую ответственность. Перед его мысленным взором прошли бесчисленные кровавые сцены, свидетелем которых он был, во всей своей мрачной неприглядности и бессмысленной жестокости, поля сражений, мертвые тела его врагов. Шурей почти ничего не знала об этих страшных картинах его памяти, и, в любом случае, ее добрая душа не признала бы взятой им на себя вины. Поэтому Сейран отчетливо понимал, что сейчас он может спокойно отдохнуть. Закрыть глаза и постараться забыть хоть малую часть болезненных воспоминаний. Его семья, люди, которых он любил, были живы и находились именно там, где им нужно было находиться – рядом с ним. И все же его сердце – это бесполезное, безнадежное сердце – все еще боялось забвения, оно боялось проснуться и обнаружить, что кто-то ушел, кто-то исчез, кто-то сломался. Оно боялось призраков боли, неизменных спутников пробуждения, которые способны спасти и прошептать проклятие – и все в одном слове. Когда в стране два правителя, народ ждут одни страдания. И поэтому он поклялся не оставлять после себя потомства, ибо пока будут жить его дети и будут жить дети Рьюки, над их страной, словно грозовая туча, будет нависать угроза гражданской войны. - Когда мы поженимся, у нас будут дети, - начал он, и был тут же перебит коротким вздохом. - Нет, не будут. Удивленные серебряные глаза словили ее взгляд и смотрели на нее, пока она не сдалась и не опустила голову. Длинные темные волосы закрыли лицо и она, радуясь этому, крепко зажмурилась. Она не хотела смотреть в эти глаза и видеть, как приходит туда понимание, разочарование, как уходит оттуда желание и тепло. В последние дни она замечала, как постепенно поселяется в них покой, и отчетливо осознавала, как на самом деле хрупок этот мир в его глазах. Она молилась не нарушить этот мир. Но Шурей знала, что пришло время раскрыть ему свою тайну, как раскрывала прежде множество других. И, собрав в себе остатки мужества, она заставила себя рассказать Сейрану все то, что несколько лет назад сообщил ей доктор Йо: о своей неспособности иметь детей, о загадочных причинах этого бесплодия и своих чувствах. К ее изумлению, исповедаться оказалось не так уж сложно. Было мучительно стыдно, было страшно, но чем больше она говорила, тем более плотный слой спокойствия покрывал ее растревоженную душу. И постепенно она нашла в себе силы поднять голову. Некоторое время они просто сидели напротив друг друга, не говоря ни слова, лишь тихо дышали, черпая друг в друге тот покой, которого недоставало ни одному из них. Читая в глазах друг друга ответы, они постепенно учились смирению – это был сложный урок, который, тем не менее, необходимо было усвоить. Шурей почувствовала, как слезы щекочут ей горло. Сейран был здесь, рядом с ней, живой и невредимый, хотя и немного другой, немного более грустный и задумчивый. Но люди меняются, страдают и забывают страдания, радуются и несут в себе память о радости всю оставшуюся жизнь. Внезапно рука юноши без предупреждения сомкнулась у нее на запястье и твердо потянула к себе. Он, наконец, понял то, что хотел сказать ему Шока. Да, он, изгнанный принц, был одинок и сломлен. Он был ближе к демону, чем все остальные, и только смерть смоет всю ту кровь, которая навсегда останется на его руках. Только смерть позволит ему забыть всю ту боль, которая ни на минуту не оставляла его во сне. Смерть сотворила эту скорбь и смерть заберет ее прочь. Но он также знал, что теперь только смерть могла разлучить его и Шурей. И оставалось одно – жить, жить изо всех сил рядом с любимым человеком. - Госпожа, - промурлыкал Сейран глубоким, глухим голосом. Его губы коснулись ее губ и задержались там на мгновение, мягкие и нежные. - Шурей, - он спустился ниже, к основанию ее шеи. - Шурей, - Сейран скользнул к четко очерченной ключице, омывая ее маленькими поцелуями и укусами. Казалось бы, все ее тело тянулось на звук собственного имени, пробуждаясь и дрожа. Шурей вцепилась свободной рукой в его предплечье и закрыла глаза, ощущая под губами мягкие пряди волос. Все эти ощущения, смешавшись в своей восхитительности, стали настолько невыносимыми, что она не выдержала. Усилием воли заставив себя разжать пальцы, девушка легонько, но настойчиво толкнула Сейрана вниз, и юноша, инстинктивно сопротивляясь ее рукам, неохотно, медленно, но все же опустил голову на кровать. Серебряные волосы рассыпались по подушке, выразительные зеленоватые глаза с длинными пепельными ресницами растерянно посмотрели на нее снизу вверх, и Шурей опять застыла, околдованная. Нечаянно девушка скользнула пальцами по обнаженной ключице в вырезе его рубашки, и на этот раз замер Сейран, зато она, наконец, вспомнила, как правильно дышать. Запустив пальцы под его одежду, она провела ладонью по обнаженной груди, наслаждаясь теплом его кожи. Он задрожал. Наклонив голову, Шурей проложила дорожку поцелуев от упрямого подбородка к губам и слегка отстранилась. Их неровное дыхание смешалось. - Госпожа, - его голос был одновременно мягким и предупреждающим, просящим и успокаивающим, и он озадачил девушку. Но потом Шурей вспомнила прерванный Энсеем утренний разговор и невольно расплылась в улыбке. - Достаточно соблазнительно? Но, Сейран, я чувствую себя более соблазненной, чем ты, хотя ты ничего не делаешь. Странно, как ты думаешь? - Я думаю, - его серо-зеленые глаза потемнели, - что вы играете с огнем, моя госпожа. Запутавшись пальцами в ее волосах, он притянул девушку к себе и поцеловал. И целовал до тех пор, пока она не издала чуть слышный стон. - Предполагается, что я должна тебя соблазнять. - Предполагается, что никто не должен никого соблазнять до свадьбы, - достаточно сухо откликнулся он, отстраняясь. Никак не отреагировав на такое заявление, Шурей снова потянула его голову к себе. - Поцелуй меня. Он повиновался, молча удивляясь этой открывшейся в ней для него бескомпромиссной стороне. - Все, - с трудом оторвался он от любимой девушки. – Я чувствую себя достаточно соблазненным. Шурей с огромным сомнением – чем невероятно насмешила Сейрана - посмотрела на него и потянулась к своему поясу, успев развязать его до того, как он схватил ее за руки. Ее платье сползло до пояса, открыв его взгляду тонкую нижнюю рубашку. Веселая улыбка так же стремительно, как и ткань, сползла в его губ. - Госпожа, - внезапно охрипшим голосом пробормотал он, - чего вы добиваетесь? Шурей задумалась. Идеально было бы, чтобы вся семья во главе с дядей Рейшином сейчас ворвались сюда, застали их вдвоем и в ту же секунду заставили Сейрана жениться на ней. Но, к сожалению, сейчас в особняке не было даже отца. Шурей покраснела от собственных же мыслей, но, тем не менее, храбро ответила: - Дотронься до меня, - невинное и откровенное желание, которое он прочитал в глазах девушки, обезоружило его. Чувствуя, как начинает кружиться голова, Сейран сел прямо, облокотившись на высокую спинку кровати и, повернув ее спиной, притянул к себе за плечи, усадив между согнутыми в коленях ногами. Шурей повернула голову, чтобы видеть его лицо, но юноша тут же воспользовался этим, целуя открывшуюся ему часть шеи. Его правая рука скользнула по ее талии и осторожно легла на грудь. У Шурей перехватило дыхание - ей показалось, что горячая ладонь прожгла легкую ткань нижней сорочки. Сейран, закрыв глаза, слегка прикусил тонкую кожу ее шеи и в тоже время положил левую руку на вторую грудь. Не обращая внимания на участившееся дыхание девушки, он продолжил целовать ее, пока голова Шурей не легла покорно на его плечо. Последний раз поцеловав ее в подбородок, он опустил руки. Шурей разочарованно шевельнулась и протестующе вздохнула. Поколебавшись пару мгновений, показавшихся ей вечностью, он вновь послушно поднял руки, и девушка замерла в предвкушении. Но его длинные пальцы, скользнув по ребрам, поднялись к воротнику. Осторожно, словно испытывая ее решимость, он одну за другой медленно расстегнул три верхних пуговицы ее рубашки. Не встретив сопротивления, Сейран опустил голову и начал целовать теперь обнаженные плечи девушки, щекоча ключицы мягкими прядями серебристых волос. Шурей прижалась щекой к его макушке, испытывая непреодолимое желание притянуть его голову еще ближе, но ее руки были прижаты к телу спущенными рукавами сорочки. Словно почувствовав ее дискомфорт, четвертая пуговица расстегнулась сама собой - и руки оказались на свободе, а рубашка сползла на талию, оставив ее по пояс обнаженной. Сейран поднял на нее глаза и встретил затуманенный взгляд из-под полуопущенных ресниц. Его ладони снова легли ей на грудь, но на этот раз Шурей вздрогнула и, закрыв глаза, шумно втянула в себя воздух. Теперь, когда между ее обнаженной кожей и его ладонью не существовало барьера, ощущения были куда острее. Сейран слегка сжал пальцы и девушка, не выдержав, застонала, выгнувшись навстречу его рукам, беспомощно откинув голову ему на грудь. - Госпожа? – вопросительно прошептал Сейран, сам теряющийся в тумане ее желания, но пытающийся уцепиться за крохи самообладания и здравого смысла. Сейран, - лихорадочно пробормотала Шурей, в его руках давно отбросившая и то, и другое. – Сейран! Его ладони непроизвольно снова сжались, пальцы скользнули вниз, и Шурей окончательно потеряла голову. В отчаянном стремлении отыскать его губы, она повернулась к нему всем телом и вцепилась в широкие плечи, одновременно стараясь стянуть с него рубашку. Наконец, прижавшись к Сейрану, она поцеловала его, вздрогнув от наслаждения, когда ее напряженная грудь коснулась его обнаженной груди. Широкие ладони юноши скользнули от ее плеч вниз по спине, гибкое, сильное тело отзывалось на каждое ее движение. Время замерло, Сейран стал для нее целым миром. Она хотела быть как можно ближе к нему. Его горячее дыхание обжигало ей губы, ее длинные темные ресницы щекотали его щеки. Без слов он осторожно, нежно вел ее через незнакомый ей мир чудесных ощущений, и она так же безмолвно позволяла ему делать это. Он знал дорогу и держал ее за руку, и вел ее по неизведанному пути с той же уверенностью, с которой смотрел на мир. Не отрываясь от ее губ, Сейран перевернул девушку на спину, прижав ее к мятым простыням. Она прерывисто вздохнула и прильнула к горевшему в лихорадке телу – волны желания передавались от кожи к коже, искорками спускались с головы до ног. Доверие, которое Шурей испытывала к этому человеку, стерло все границы, созданные неуверенностью, неопытностью и смущением. Неровное дыхание опалило шею, и Шурей застонала, согнув ноги в коленях и запустив пальцы в непослушные серебристые пряди. Услышав этот стон, Сейран, зажмурившись, заставил себя остановиться. Резко вдохнув, он перевернулся на бок, увлекая ее за собой. Потом притянул девушку к себе, обнял за талию и опустил голову ей на грудь. И больше не двигался, чувствуя, как исступленно бьется сердце, как волны страсти немного болезненно, но мягко откатываются назад, оставляя его на берегу немного уставшим, немного дрожащим, немного опустошенным, немного одиноким. Боль в груди вернулась с новой силой, наполняя измученные легкие невыносимым жаром. Немного недоумевая, почему Сейран остановился, Шурей прижалась к нему, и ее неровное дыхание постепенно успокоилось. Глаза ее неохотно открылись, тени комнаты вновь обрели призрачную форму, в камине затрещали дрова, ярко вспыхнули искры. Потом пришло осознание того, что они пережили и смутное знание того, чего пока не достигли. Она почти ожидала, что ее пронзит запоздалая, полусонная паника, однако страх не приходил, а вместо этого в ней поселилось еще более глубокое чувство доверия к человеку, которого она выбрала для себя. Шурей смущенно уткнулась носом в теплую, уютную ямочку у основания его шеи. - Я люблю тебя. - О, я верю вам, - поспешно откликнулся Сейран, медленно, одну за другой застегивая пуговицы на ее сорочке. - Прекрасно, - она села прямо и обняла его рукой за плечи. Она все еще не могла поднять на него глаза. - Что это значит? - Это значит, что мы поженимся. И тут он ей широко улыбнулся - Сейран ничего не мог с собой поделать. Он не стал бы так драматично решать свою судьбу – ни за что на свете, но, тем не менее, решение было принято, и он ничуть об этом не жалел.
Название: Пока не расцвела сакура Автор: katya_neko ([email protected]) Фэндом: Saiunkoku Monogatari Бета: нет Пейринг/Персонажи: Сейран, Шурей, Шока, Рьюки, Джуусан-химе, Шуе, Койю, Рьюшин, Рейшин, Юри-химе, триплет Ранов, Сейран/Шурей, легкое Рьюки/Шурей, легкое Рьюки/Джуусан-химе, Рейшин/Юри-химе, Шока/Шокун Жанр: романс, приключения Рейтинг: PG-13 Состояние: в процессе Описание: написан по заявке, которая разбудила во мне шиппера-маньяка XD Посвящение: Okini-chan как заявителю и товарищу-шипперу XD Предупреждение: выставлять где угодно, но только с этой шапкой. Помните о нежной душе автора и копирайтах XD
Долгие холодные дни с пронизывающими ветрами закончились, зима незаметно, неожиданно для всех подошла к концу, и, проснувшись первым весенним утром, Шурей с удивлением обнаружила - снег растаял. Сонное, хмурое, неприступное небо все еще было какого-то странного серого цвета, высокие деревья по-прежнему стояли, зябко простирая к нему голые ветви, но мягкий ветер ласково спешил сообщить всем о теплом приходе весны. Множество бурых холмов начали безудержно, ярко зеленеть, освободившиеся от зимнего сна речушки весело мчались мимо широких долин, через гибкие мосты и вливались в большую, бурлящую от избытка воды реку. Все живое вокруг ликовало и радовалось, радовались и люди, ведь зимой дни были слишком коротки и холодны, чтобы успеть закончить все необходимые домашние работы, а внезапные снежные бури и вовсе заставляли неделями сидеть взаперти там, где застала безжалостная стихия, сгрудившись у огня. Устав от зимних тревог и забот, Шурей за завтраком громко и весело объявила себе неофициальный праздничный выходной и, под предлогом необходимости в глотке свежего воздуха, незаметно увязалась за Сейраном. Тот ничего не возразил, лишь незаметно улыбнулся краешками губ и, взяв ее за руку, переплетя пальцы, легонько потянул девушку за собой. Энсей удивленно вытаращил на них темно-зеленые глаза и с усилием подавил желание как следует протереть их кулаком: видеть на лице холодного, надменного и безразличного Маленького Урагана мягкую улыбку для него было сравни одному из чудес света. Как правило, Сейран не улыбался. И, в большинстве случаев, это был обнадеживающий знак. Вежливая улыбка могла означать частичное бедствие, веселая же предупреждала о катастрофическом крушении. Но не сейчас. Немного четче изогнутая линия губ, чуть глубже проступившие маленькие морщинки в уголках глаз – не оставалось сомнений, Маленький Ураган был непривычно спокоен и доволен. Несмотря на свой несколько беспорядочный внешний вид, Энсей всегда тонко чувствовал нюансы, тем более, что с таким темпераментным другом неосторожность грозила, по меньшей мере, увечьями. Волей-неволей приходилось принимать во внимание, насколько ужасными могут быть последствия. Шурей, одарив ошеломленного Энсея безмятежным взглядом из-под ресниц, лишь сильнее прижалась плечом к руке Сейрана. Шагая по улице, чувствуя под ногами твердую землю, а под щекой – теплую шершавость наплечных доспехов, обгоняя маленьких детей, соседских тетушек, пожилых людей, ощущая себя счастливой и в безопасности рядом с ним, она неспешно размышляла о том, как быстро изменилось все в ее жизни. Как ни посмотри, у них с Сейраном установились весьма странные, трудно объяснимые отношения. Нежное, изящное затишье, заботливая неподвижность. Оба словно боялись разрушить ту хрупкую, драгоценную нить доверия, протянувшуюся между ними, поэтому молчали, ни слова не говоря о своих чувствах. Купаясь в лучах взаимной теплоты, они все же не забывали об охране собственных, одинаково настороженных сердец. Однако их уютная замкнутость служила ярким контрастом остальным людям, которые, стоило им вместе выйти на улицу, тут же замолкали, словно только секунду назад говорили о них. О них говорили горячо, с лихорадочной поспешностью, увлеченно, торопливо, упоенно, взахлеб. Шептались, сплетничали, обсуждали, пересмеивались, искоса поглядывая на них. Возможно, осуждали. Временами было даже забавно смотреть, как начинали вести себя люди при их появлении: женщины старательно и громко спешили произнести слова приветствия, а мужчины лишь опасливо косились на них, говоря между собой вполголоса. Но Шурей не было до этого никакого дела. Она была околдована. Все ее чувства трепетали. Изо дня в день она тянулась к Сейрану и душой, и телом, наслаждаясь сладким ощущением равновесия. Шурей обнаружила себя зачарованной каждой принадлежащей ему чертой: его глазами, которые всегда хранили в себе огонек одиночества, его добротой, которую он часто скрывал за стоическим выражением лица, его улыбкой и его заботой, которые неизменно грели ее сердце. Теперь Шурей знала о нем гораздо больше, однако до сих пор недостаточно много. Сильнее всего ей хотелось узнать причину тихой грусти, скрывавшейся в ясных серо-зеленых глазах. Сейран сказал, что она исцеляет его, но все так же неизменно мучился ночами от неотступных, невыносимых кошмаров, все так же часто, без видимой причины хмурился, все так же страдал. Когда же он улыбался, в глазах его оставалась горькая боль. Сможет ли она, в самом деле, залечить эти мучившие его страшные душевные раны? Шурей не хотела отступать, ни за что, но и не знала, как двинуться вперед. Всего за несколько дней жизнь ее внезапно вдруг встала с ног на голову и перевернулась обратно. Ей нужно было время. Проводив Сейрана до стрельбища, Шурей обнаружила, что не может спокойно сидеть на месте. Ее переполняла странная яркая энергия, она почему-то дрожала от нетерпения, хотя и не понимала, чего именно ждет. Устав ходить взад-вперед, она все же остановилась у каменной колонны одной из солдатских казарм и с любопытством начала наблюдать за тем, как Сейран упражняется в стрельбе из лука. Девушка не пыталась подойти к нему или заговорить с ним, просто заворожено смотрела, как юноша методично достает из колчана очередную острую стрелу, как послушно натягивается в его руках тетива, как напрягаются все его мышцы. У Сейрана были такие светлые волосы, что при свете солнца казалось: его голова окружена сияющим серебристым ореолом, - его лицо было сосредоточено и спокойно. Шурей невольно залюбовалась им. И по сей день было так удивительно – поразительно - осознавать, что перед ней стоит тот самый легендарный принц Сейен. Что тот загадочный, таинственный принц Сейен, о котором девушка всегда думала с очарованным страхом, все это время был рядом, совсем близко. И вот где-то по пути к нему этот неясный образ выскользнул у нее из рук. Теперь, размышляя о юноше, она не могла вызвать в себе хоть чуточку былого испуга. Потому что, кем бы ни был Сейран, включая его прошлое и его репутацию, Шурей ни на секунду не поверила бы, что он может причинить ей боль или, тем более, оскорбить. Она была связана с ним всеми возможными способами и, несмотря на тени, таившиеся в его прозрачных глазах, она безоглядно верила ему, доверяла ему. Шурей была готова сделать все, чтобы помочь Сейрану. Она хотела быть концом его длинной, отчаянной и одинокой дороги. Ей хотелось принести ему счастье, радость, тепло, смех и еще много-много всего. И девушкой, вопреки всеобщему мнению, руководило отнюдь не чувство жалости. В конце концов, устав стоять, Шурей все же села, выбрав небольшую деревянную скамейку невдалеке от стрельбища. Притянула к себе колени, крепко обхватила их обеими руками, осторожно прижалась к ним щекой и снова задумалась. Любовь. Она не ожидала, что это чувство придет к ней так внезапно. Но теперь, когда оно, наконец, расцвело в ней, она подозревала, что не избавится от него всю жизнь. Было так правильно, так естественно спать рядом или держать Сейрана за руку, или говорить с ним обо всем на свете, улыбаясь лишь ему, ему одному. Словно она становилась единым целым в его присутствии. Шурей была уверена: если Сейран будет рядом, она может смело встретить все, что приготовила им судьба, не опасаясь удивленных или бесцеремонных взглядов. Она могла только надеяться, что он любит ее взамен. Шурей не знала, что такое любовь. Совсем не знала. Как беспомощный желторотый птенец, она лишь грелась в лучах обожаемого ласкового солнца нежности. Она не знала, как уменьшить его страхи, тревоги, страдания, ведь все это время жертвовал собой ради нее лишь он. Во всем же остальном, что не касалось ее или отца, Сейран проявлял такую степень независимости, что временами пугал ее. Уверенный в себе и в своей способности контролировать окружающий мир, юноша излучал в равной степени силу и надменность. И, вместе с тем, неизменно верный, надежный и внимательный, Сейран был из тех редких людей, к кому любая здравомыслящая женщина, почувствовав неуверенность, инстинктивно обратилась бы за помощью. Шурей пожала плечами и, иронично улыбнувшись, прижала колени ближе к груди. Теперь она ревновала его ко всему миру. Ей вдруг пришло в голову, не лгала ли она себе, будучи уверенной, что Сейран любит ее в ответ, что согласен остаться с ней навеки, что согласен и дальше защищать и оберегать ее. Ведь ей нечего было дать любимому человеку, кроме своей отчаянной, трепещущей от страха, хрупкой новорожденной любви. - Госпожа. Вздрогнув от неожиданности, Шурей легонько подскочила на месте и резко обернулась, пару раз испуганно моргнув. И увидела, что Сейран мягко смотрит на нее, предлагая помощь. Он окинул ее долгим внимательным взглядом, немного прищурившись, словно пытаясь разглядеть ее, когда в глаза светит солнце. А солнце, тем временем, уже начало склоняться к горизонту. Сколько же времени она тут просидела, погруженная в собственные тревожные мечтания? Ее предательское сердце бешено заколотилось, дыхание превратилось в жалкие попытки вдохнуть хоть немного воздуха, он же по-прежнему выглядел невозмутимо серьезным и участливым. Настоящий Сейран. Как всегда, скрывает свои чувства. Рад ли он видеть ее утром каждого нового дня или недоволен? Он сражался за нее, защищал ее, нуждался в ней, но любил ли он ее? И если нет, сможет ли когда-нибудь полюбить? Не без труда взяв под контроль собственные некстати разыгравшиеся эмоции, она благодарно, но довольно-таки чопорно кивнула и приняла его руку с явным видом собственницы, тем самым насмешив юношу. Он безмолвно рассмеялся, она смущенно нахмурилась. Шурей не знала, откуда взялось это обжигающее темное чувство: Сейран принадлежал ей, только ей. Его широкая ладонь была необыкновенно сухой и очень горячей. Казалось, эта рука излучала теплоту - сразу возникало щемящее ощущение непонятной, загадочной силы и сокровенной, незримой близости. Шурей встревожено подняла глаза, и их взгляды встретились. - Сейран, у тебя жар? - Все в порядке, госпожа. Словно в доказательство, он, склонив голову на бок, прикоснулся лбом к ее голове. Опущенные ресницы затенили его серебристые глаза - это было нечто новое и оттого совершенно неотразимое. Шурей, улыбнувшись, тихо вздохнула и прижалась к нему еще сильнее. На мгновение Сейран затаил дыхание, будто хотел сказать ей что-то чрезвычайно важное. Уголки его губ дрогнули, на высоких скулах появился едва заметный румянец, и Шурей сама с ужасом почувствовала, как у нее начинают гореть щеки. Быть может, он признается ей в любви? Но Сейран вдруг поднял голову, словно его кто-то окликнул, и, торопливо отпустив ее руку, сделал шаг в сторону. Неподалеку от них стоял Рьюки. Император был неимоверно бледен. На лице у него застыло странное выражение, в скрытом значении которого у них не хватило времени разобраться. Руки его были судорожно сжаты в кулаки, плечи напряжены. - Шурей, Мы бы хотели поговорить с тобой. Эта непохожая на мягкого, жизнерадостного молодого императора язвительная любезность была настолько неожиданной для растерявшейся девушки, что на секунду все мысли вылетели у нее из головы. Воцарилась напряженная тишина. Шурей неуютно коснулась Сейрана взглядом, и тут же попыталась избавиться от чувства вины за этот непроизвольный жест. Она опять всецело полагалась на друга, однако все же без его поддержки она ощущала, по меньшей мере, неуверенность. На секунду ей показалось, что юноша встревожен не меньше, чем она, - спина его напряглась, голова немного откинулась назад, щеки побледнели, а между бровями появились неглубокие тонкие морщинки. В ожидании ее реакции лицо его стало совсем непроницаемым, и это молчаливое ожидание, наконец, заставило ее заговорить. Шурей опомнилась, надела соответствующую случаю маску беззаботности, и ответила с показной веселостью: - Конечно, Рьюки. Император кивнул и холодно, без улыбки перевел многозначительный взгляд на старшего брата. Шурей на мгновение почувствовала, как легкая дрожь недоумения охватила Сейрана и передалась ей. Затем юноша горько усмехнулся и низко поклонился. Это был жест, говорящий о том, что теперь он все хорошо понимает и отдает младшему брату должное. - Прошу извинить меня, - сообщил он, пожалуй, чересчур безмятежно и легким шагом поспешил прочь. Ладно, решительно и немного сердито подумала Шурей, будь что будет. Она гордо вскинула голову и последовала за императором во дворец. Пора, так или иначе, определить свою судьбу. Судьбу, которую она готова принять. И за которую будет бороться.
***
Рьюки одновременно испытывал чувство вины, злость и отчуждение, но ничего не мог с собой поделать. Он чувствовал неизменно болезненные уколы ревности, видя, как его любимая Шурей сжимает в объятиях его старшего брата Сейена, держит его за руку, улыбается ему. В последнее время он то и дело чувствовал эти неприятные ощущения. И переполненный столькими противоречивыми и не поддающимися объяснению эмоциями, он все чаще находил себя недовольным собой. И, что самое ужасное, совсем не узнавал самого себя. Остановившись посреди одной из комнат и резко обернувшись, Рьюки обнял Шурей одной рукой за талию, другой – за плечи и медленно привлек к себе, бережно и нежно. Это была либо приемная, либо просторный кабинет с высоким белым потолком. Помещение было обставлено бархатными стульями с жесткими спинками и несколькими полированными до блеска столами. Оно было похоже на один из кабинетов министерства финансов, где каждый день принимали высокопоставленных лиц и без устали сводили к балансу приходы и расходы. Окна выходили на непонятный темный закоулок, столы были довольно пыльными, но даже так в этом полузаброшенном помещении чувствовалось нечто торжественное и величественное. Иногда императору казалось, что без нее он не сможет ничего. Он не знал, была ли эта любовь рождена одиночеством, была ли она заблуждением или миражом, - не хотел знать. Да и это было совсем неважно. Чувство привязанности спасало его от холода – этого было вполне достаточно. Шурей была источником бесконечной радости. Рьюки хотел, чтобы она стала его женой. Хотел получить над ней власть, право на которую дает это положение. Хотел, чтобы она жила в гареме, чтобы она все время была рядом, он хотел знать, где она находится в тот или иной момент, что делает. Но больше всего Рьюки хотел, чтобы она его любила. Как необходимо ему в жизни такое светлое существо! Однако, хотя он и не хотел признавать этого, возможно, было уже слишком поздно. За эти несколько зимних месяцев что-то в ней изменилось. Даже сейчас, стоило взглянуть на выражение ее лица… Спокойная и мечтательная решимость в карих глазах, тихая женская замкнутость в своем мире, странное, яркое, безудержное счастье и всепоглощающая сосредоточенность. Он сводил Рьюки с ума, этот ее взгляд. Он отдал бы все на свете, что видеть такое выражение ее лица, обращенное к нему, а не к другому. К нему, а не к его старшему брату Сейену. Не в силах видеть ее глаз, он потянулся, чтобы поцеловать ее. Шурей, вздрогнув, резко отпрянула, и Рьюки тут же отпустил ее, отступив на шаг и глядя на нее с откровенным беспокойством. Она едва не расплакалась. - Почему ты отталкиваешь Нас? Шурей посмотрела ему в лицо. Такое дорогое, всегда такое милое лицо. Она вспомнила, как его слезы падали на ее щеку, вспомнила о его одиночестве. Она постаралась заговорить с ним как можно бережнее, тщательно подбирая слова. У Шурей глухо зашумело в ушах, с таким трудом приобретенная смелость дала трещину. Но и Рьюки, казалось, был слишком погружен в собственные догадки, чтобы слушать ее. Он все еще молча и внимательно смотрел на девушку, но в золотистых глазах уже светился понимающий огонек. И у Шурей было чувство, что они оба давным-давно знали, о чем она сейчас собирается сказать. - Я останусь с Сейраном. Да, ее слова озвучили то, что они оба уже понимали. Из массивной серебряной рамы на противоположной стене, неодобрительно и сердито топорща усы, на нее с укором смотрел один из величайших генералов прошлого. - Почему? Девушка оторвалась от бессмысленного созерцания портрета. Глаза Рьюки были наполнены тысячью эмоций, но смешавшись, эти эмоции оставались нечитаемыми. - Я не знаю. Она и правда не знала. Но эти три месяца, несомненно, изменили ее. Один поцелуй открыл ей глаза, и с тех пор ее слепое сопротивление судьбе стало бесполезным. Она потеряла себя и нашла Сейрана. Обратного пути не было. Она всегда думала, что приобретет в нем лишь душевно близкого человека и честного друга, но теперь видела в Сейране свою любовь и судьбу, чувствовала внутри него невыносимую боль и ненасытную жажду покоя. И сознавала, что Сейран принадлежит другому миру. Если она не удержит его, он исчезнет. Эти мысли будили страх и боль в девушке - она была слишком привязана к нему. Ей отчаянно хотелось, чтобы обретенное им спокойствие и счастье были настоящими. Показать ему, что ждет его в будущем, а потом отобрать это будущее, - Шурей понимала, что такого его измученное сердце не выдержит. Но теперь она была готова. Была готова яростно сражаться за него, без колебаний сделать его неотъемлемой частью своей жизни и с радостью принять перемены, которые он принесет в ее жизнь. Ее щеки чуть покраснели, а голос дрогнул: - Я просто влюбилась. И вдруг слово «влюбилась» прозвучало так глупо! Обладание. Стремление. Желание. Нужда. Да, нужда, внутреннее влечение, но гораздо больше, чем просто физическая жажда близости. - Я люблю его, Рьюки. Наступила жуткая тишина, Шурей заметила, что император побледнел. Ее слова оказались для него таким ударом, что он отступил назад. Рьюки остановился у окна и прислонился плечом к стене. Некоторое время он молчал, она тоже не решалась заговорить, потрясенная своим признанием почти в такой же степени, как и он. - Но почему сейчас? Он был рядом с тобой так много лет… - наконец, после краткой внутренней борьбы, медленно проговорил Рьюки. Голос императора был полным недоумения, но где-то в глубине души он уже слышал от нее эти слова, день за днем, в ее голосе, улыбке, в каждом взгляде. Он знал, что с Сейраном она всегда будет в безопасности. Рьюки мог дать ей любовь, деньги и жизнь в роскоши, безбедную жизнь. Но Сейран мог дать ей гораздо больше – он мог дать ей свободу, он мог посвятить ей все свое существование. А Шурей могла подарить ему покой. Что бы он ни делал, эта их чистая, всепоглощающая верность друг другу останется непоколебимой. И все же… - Не уходи, Шурей. Мы должны быть вместе, всегда. К горлу Шурей подступила волна тяжелого страха. Настало самое тяжелое мгновение в ее жизни. - Рьюки, мне так жаль. - Ты же знаешь, он – принц Сейен, - он и сам уже не понимал, о чем и зачем говорит. Она посмотрела вниз на свои руки – они были крепко зажаты в кулаки. - Да, - мягко прошептала она. Рьюки закрыл глаза. Чтобы продолжить, он с отчаянной решимостью собрал в кулак всю свою волю. - И если Мы откроем людям правду, ему придется стать императором. Вид у него был самый рассудительный, выражение лица жесткое. Но Шурей ни на секунду не поверила его словам. Открой он правду – и началась бы гражданская война. Рьюки ни за что бы не пожертвовал благополучием, с таким трудом построенным почти что за десять лет. И оттого, что эта ложь была такой неприкрытой и отчаянной, она поразила ее больше всего. - Что ж, тогда я буду стоять рядом с ним. И по-прежнему буду любить его. Ее приглушенный бесцветный голос совсем не сочетался с лицом, и он, наконец, подействовал на него. Рьюки почувствовал себя так, будто перешел какую-то неведомую границу. Шурей выглядела одновременно и сердитой, и обиженной, и он не осмелился продолжить эту тему. Она пристально взглянула на него, но в этом взгляде чувствовалась боль недоумения. Шурей сделала шаг к двери, и Рьюки поспешно и неуклюже бросился ей наперерез. Их глаза встретились, карий взгляд к золотистому, в каждом из которых читались необъяснимые эмоции. Конечно, он не должен ей препятствовать. Он должен отпустить ее, хотя чувствовал небезопасную потребность взять ее за руки и на коленях молить остаться. - Шурей, - он протянул руку, - Шурей. Она смотрела на него и ощущала какую-то пустоту. Она очень тихо произнесла: - Нет, Рьюки. Прости. Он провожал ее взглядом, пока ее прямая напряженная спина не скрылась за дверным проемом. Чувство гнева тут же сменилось обидой за подобное расставание. Рьюки отошел к окну и, прижав правую руку к лицу, скривил дрожащие губы. Император Сайюнкоку еще никогда не чувствовал себя таким одиноким.
***
Сейран поднялся в свою комнату, широко раскрыл одну из створок окна, через нее заструился прозрачный лунный свет, дохнуло прохладным ночным воздухом и весной. Прошло несколько минут - и Шурей неслышно подошла и положила ладонь на его полуобнаженное предплечье. Прижалась щекой. Теперь, когда все было позади, у нее было время вдоволь искупаться в теплом чувстве любви, которое вызывал у нее этот необыкновенный человек. Сейран отвернулся от окна, в темном стекле которого рассматривал свое отражение, и посмотрел на девушку. Теперь его разум больше не блуждал в темноте. Он больше не видел кошмаров, не боялся за свой рассудок. Шурей была рядом, и он мог обнимать ее. Лучшее лекарство для его израненной души. У него появилась надежда, что Шурей его исцелит. Главное, чтобы с ней ничего не случилось, чтобы она всегда была рядом. Сейран взял ее за руку и повернул голову, чтобы поцеловать ладонь. Его медленный и внимательный взгляд обволакивал необыкновенным теплом. - Я говорила с Рьюки, - с доверчивой искренностью призналась Шурей, мягко отнимая у него свою руку и направляясь к двери, - и отказала ему. Она сумела удивить Сейрана. Он стремительно сорвался с места и в следующую секунду уже был рядом с нею, на сей раз удивив ее. Она пришла в смятение – юноша оказался совсем близко и вдруг очень нежно, обхватив руками ее голову, заглянув в глаза, взволнованно спросил: - Зачем вы так поступили? В его взгляде не было осуждения, но, тем не менее, на глаза Шурей навернулись слезы. Сейран немного отстранился, скользнув кончиками пальцев по очертаниям ее ушей, деликатного подбородка и остановившись на трепещущем пульсе у основания тонкой шеи. Девушка опустила глаза и едва заметно задрожала. Он понял, как трудно ей было сделать этот выбор. Сейран всегда был уверен, что если сравнить его с Рьюки, он окажется в несомненном проигрыше – он, безжалостный, хищный человек, которого опасно злить. Это обстоятельство почти вынудило его молчать, но слова сами вырвались из него, приглушенные тревогой: - Когда я впервые встретил его, он был таким маленьким, что мне казалось: я могу его сломать. Его голова была слишком большой для его шеи. Он плакал и плакал, и никак не мог поверить, что я не причиню ему зла. И вдруг, не говоря ни слова, он протянул ко мне руки. Рьюки был маленьким доверчивым комочком тепла, который спас его от темноты. Но дни, о которых он говорил, уже никогда не вернутся. Шурей никогда раньше не видела столь удивительное выражение на его лице - на нем отражались нежность, облегчение, гордость и множество других чувств. Любовь и желание защитить младшего брата были так же сильны в нем, как и много лет назад. Ее снова пронзило чувство щемящей тоски – так сильно, что закололо в кончиках пальцев, - от неспособности защитить любимого человека. Защитить от грусти, боли и печали. Она обняла его правой рукой, прильнув к нему. - То, что он вырос, вовсе не означает, что ты ему больше не нужен. Он просто не настолько хрупкий. Сейран промолчал. Его сердце глухо стучало - он не ожидал, что Шурей воспримет его слова так близко к сердцу. Прохладные серо-зеленые глаза неосознанно потеплели. Сейран наблюдал за ней, испытывая новый и сильный соблазн забыть обо всем и сдаться на милость судьбы. Всякие возможные осложнения, не дававшие ему покоя, вдруг отпали, терзавшее его невыносимое беспокойство исчезло, и он остался один на один с бесспорным фактом: он любил ее. Вопреки здравому смыслу он любил ее. Впервые за всю свою жизнь он осмелился мечтать о семье. И в этих таких несвойственных ему, безмятежных, тихих мечтах он видел себя обнимающим темноволосую девушку с карими глазами. Ему хотелось зализать раны и обрести, наконец, покой. Найти что-то, ради чего стоит жить дальше и двигаться к поставленной цели. Улыбка Шурей была сияющим солнцем, рассеивающим непроглядный мрак в глубине его измученной души. Сейран хотел жить ради ее улыбки. Он любил ее, и с этим надо было что-то делать. Это и было самым трудным для него, ибо слишком по многим причинам он был недостоин принцессы семьи Ко. Он резко отвернулся, выскользнув из ее полуобъятия, давая понять, что разговор закончен, но был остановлен знакомым жестом. Шурей схватила его за рукав кончиками пальцев. Сейран тяжело вздохнул, и этот звук спугнул ее. Он опять ускользал от нее куда-то вдаль, куда-то, где для нее не нашлось бы места. В ее душе поднялась буря, ей казалось, что если она не остановит его сейчас, то уже не сможет вернуть никогда. - Я никогда не жалела о том, что встретила тебя! – вырвалось у девушки. Тонкие пальцы сжались в кулак, сминая под собой ткань его рукава. Шурей говорила твердым голосом, хотя чувствовала, как почва уходит из-под ног. Она попыталась понять реакцию его на свои слова, взяв его за руку и придвинувшись ближе, слыша в ушах стук своего сердца. Она признавалась в любви. - Поэтому, пожалуйста, останься со мной. Девушка медленно подняла на него лихорадочно блестевшие глаза. Лицо Шурей сияло и казалось таким открытым, каким он никогда его не видел. - Вы слишком добры, госпожа. «О, нет» - прошептало ее сознание. Покачав головой, она стремительно спрятала лицо у него на груди, вцепившись пальцами в рубашку. На самом деле, было то, что она скрывала от него, то, что сделала бы ее недостойной его. Но она боялась. Боялась, что Сейран отвернется от нее, узнав это. Она была так эгоистична. На секунду она задумалась, был ли этот страх быть отвергнутой, который она испытывала в это мгновение, был похож на страх, который испытывал Рьюки. И от этой мысли ей стало еще хуже. Он слегка отодвинул ее, а потом притянул к себе, обняв за плечи и привычно положив подбородок ей на макушку. - Я буду рядом. Если таково ваше желание. Она недовольно нахмурилась и издала звук, говоривший о нетерпении. - Ты должен делать то, что хочется тебе, а не мне, - предостерегла она так хмуро, будто хотела вонзиться в него зубами. Сейран выглядел ничуть не испуганным, а лишь явно озадаченным. В отличие от нее, когда дело касалось любви, он был готов проявить терпение и самообладание. Потом глаза его слегка сощурились, он улыбнулся. Он любил ее, но никогда не уходил от столкновения. - О, - заинтересованно и немного хищно протянул юноша. - Вы уверены в этом, моя госпожа? Взгляд недавно смеющихся серебристых глаз стал пронзительным. Под этим взглядом Шурей вдруг смутилась и не нашла в себе больше сил выговаривать ему. Сейран снова улыбнулся, положил руку на затылок Шурей и, притянув ее голову к себе, нежно поцеловал в губы. Она ахнула. Его губы были слишком горячими. У него, должно быть, все-таки был жар. Но эта мысль, встревоженной птицей метнувшись в уголке ее сознания, растворилась в ощущениях, которые дарил ей любимый человек. Он целовал ее так нежно. Его губы коснулись ее рта, словно перышко, и все вокруг нее исчезло. Его тепло и запах хлынули в ее разум со странным ощущением возвращения домой. Не удержавшись, она подняла руки и обняла его за шею, ища защиты и прощения. Любовь к нему делала ее необыкновенно счастливой. Но все же оставались и другие чувства, которые тянули ее вниз: вина, неуверенность, страх. Она не могла дать ему всего, хотя ей так хотелось этого. Она была так эгоистична, скрывая от него правду, и все же не могла найти в себе смелости открыть рта, чтобы разрушить свое счастье. Правильно ли она поступает, утаивая от него такую важную вещь? Ей следовало признаться ему во всем, принять любой ответ, но что-то мешало ей пойти на такой шаг – то, что шло вразрез с ее принципами и казалось столь важным, что подводило ее к грани, за которой начинается трусливое бегство от реальности. Она задрожала, неуверенно вцепившись в его плечо, но его уверенные руки притянули ее к нему, пряча ее беспокойство в теплой защите горевшего в лихорадке тела. Его горячие приоткрытые губы прильнули к ее плечу, и она забыла обо всем на свете. Первый раз за несколько недель ее сон был глубоким и спокойным. Но утром, зайдя в его комнату, она не смогла его разбудить.
Совершенно удачно и совершенно случайно (да здравствует рандом!XD) нашла замечательную и оригинальную постановку George Balanchine и Мариинского балета - Jewels Три композитора - Форе, Стравинский и Чайковский - и, соответственно, три вида драгоценных камней - изумруды, рубины и бриллианты. Что-то наподобие Шопенианы, которая мне всегда нравилась *_* Стравинский в балете смотрелся очень странно - в Стравинском я вообще признаю только его ПетрушкуXD - а тут было что-то вроде Прокофьева, про которого есть очень меткое высказывание "Нет повести печальнее на свете, чем музыка Прокофьева в балете" (с) Но у Стравинского, надо ему отдать должное, есть четко выраженный ритм и тема. Так что хорошо, что именно Стравинского поставили посередине - эту странность компенсировали прекрасные танцевальные мотивы Форе и третья симфония Чайковского, у которого все, как балет Стоит отметить великолепную технику, все очень чисто и отточено, видно, что проделана большая работа.Ссылка
Смотрю очередную музыкальную дораму - Heartstrings. Саббер тащится от главгероя, который меня почему-то никак не впечатляет, зато там есть обалденный режиссер, который даже чем-то смахивает на Кысо *Г*А еще он так мило флиртует с главгероиней, что у Нэко опять возникают мысли о невозможном ОТП ТТ
...
АПД. Вааай, режиссер еще и играет на фоно И пока героиня динамит героя, можно даже пока наслаждаться отп **
......
АПД 2. Пыщпыщ, режиссера сплавили в неугодный мне пейринг и урезали ему эфирное время ТТ Парочка гг не впечатляет, особенно герой, героиня все-таки играет хорошо, смотреть стало тоскливо, однако на последней серии дорамы вроде бы никто не бросаетXD. Досмотрим-с.
Вот что мне попалось в процессе поиска оперы "Евгений Онегин". Отечественные разработчики жгут и весьма некрасиво извращаются над классикой ><
Описание: Новая шокирующая визуальная новелла от студии Dreamlore. «Евгений Онегин» превращен в аниме, с безумными прическами, безумными персонажами и неожиданными вывихами в сюжете. При этом - по сравнению с небезызвестными «Красным космосом» - значительно поднят уровень графического (а также технического) исполнения. Фактически «Евгений Онегин» является большим шагом вперед для отечественных визуальных новелл (c).
Tae Wang Sa Shin Gi - Легенда о Четырех Стражах. Шикарная дорама Не знаю, сколько туда вложили труда, усилий и бюджета, но по впечатлению от просмотра формируется однозначный ответ - много. Горы, степи, лошади! , все эти прекрасно правдоподобные костюмы и образы , музыка, которая еще долго будет меня преследовать , не пожалуюсь и на сюжет Актерский состав, мурмурмур Более-менее раскрытую роль Пэ Ёна видела еще только в Dream High, но и там он был перманентно загадочным XD Короче, так долго смотреть эту дораму могла только я со своим странным психическим складом, который из-за предчувствия большой трагедии со скрипом открывал каждую последующую серию =___= Не скажу, что предчувствие не сбылось, однако, так как большинство не загоняется подобно мне, очень советую смотреть, очень *__________*
......
Спойлерное Собственное МнениеНужно же вставить пять зловредных копеек собственного мнения про сюжет и про героев, благо их много и все интересные Сделав загогулину, начну не с героя, а со злодея Ибо злодей росссскошшшшный , и в своей роскошности может поспорить с героемXD О, эта злоба, эти улыбочки, этот голос Тигро~ Отвлечемся от роскошных злодеев и перейдем к героям. Прелесть наша, Там Док. Человек, улыбка которого так же завораживает, как и политические взглядыXD Но как правильно выразился генерал Ко, иногда хочеться его связать, ибо ищет приключений на пятую точку, истинно ищет... И, как правило, находит, хотя с его удачей можно и на все оставшиеся четыре поискать *неудачница Нэко завидует избраннику небес черной завистью*. Гхм. Так вот, улыбка ради нее можно простить и излишнюю героичность и бороду, ибо Актер однозначно справился с ролью, а учитывая костыли, лошади и палец, я в восторге и преклоняюсьXD Палец, кстати, в конце могли хоть перчаткой какой закрыть, а то возникает вопрос, где Государь успел порезаться, и кто его так неумело залаталXD Петушок с ролью Сю Джи Ни тоже справилась отлично. Учитывая, что Вирус в мое сознание впаян прочно, нужен был немалый талант, чтобы избавить меня от ассоциаций Ки Ха было жаль больше всех - ее на протяжении сериала только и делали, что неправильно понимали, и учитывая то, что этой героине я искренне симпатизировала, половина трагедии для меня заключалась в ее судьбе. Хотя в конце меня даже немного погладили по шерстке, подарив ей адекватную смерть. И хотя мое ОТП так и не сбылось, почему-то моя шипперская душенька спокойна. Хо Ге честно нравился пять первых серий. Потом у юноши начался медленный сдвиг по фазе, хотя справедливо заметить, не беспочвенный, а в последних сериях и вовсе небритый и непросыхающий он давал стране угля, а Там Доку - работы, чтобы ему трон креслом не казался я еще не сказала, что не люблю бородатых?XD Из понравившихся еще могу выделить Управляющего Кванми, который по исцелении оказался таким красавцем, что на его фоне померк даже Там ДокXD И вообще прелесть редкая, молчаливый и верный И Са Рян, из той же категории Хотя конец логичен и красив, но достаточно туманен. Или я чего-то не поняла, но меня остались вопросы. Во-первых, если сверяться с исторической истиной, то сей правитель умер в возрасте 39 лет, то есть ему на момент конца оставалось править еще добрый десяток лет. А он широким жестом разломал небесный лук и угробил разом пятерых человек, включая себя. Художественная вольность? Во-вторых, по идее Сю Джи Ни тоже Страж, и тоже должна исчезнуть, однако она вроде остается с дитем, ведь дите так просто не оставишь. Дите, кстати, лапочка *_* Почему Главу Хвачхона первый раз не смогли убить небесным луком, а второй раз это получилось так быстро, что я даже не успела пожалеть о печальной судьбе главзлодея и тд и тп.
Поведать, что ли, о моей мрачной жизни, ибо невезение мое уже медленно, но верно выползает за грани дозволенного XD Так что в качестве психотерапии...XD Началось все с того, что сессия подходила к логическому концу, и перед глазами у нэко уже летали милые образы двухнедельного сна до обеда, беспредельного творчества и прочих прелестей свободной жизни... Как вдруг нетбук ни с того, ни с сего решил, что он умеет летать. Ну и полетел. На пол со стола. И больше не подавал признаков жизни. Ну дальше был ужоснах тихая истерика и всемирное отчаяние, ибо завтра экзамен, а все материалы на нетбуке, и вообще на нем ВСЕ, включая творчество, учебное творчество, накопленные за два года сокровища и тд. Т_______Т Ну собственно, с немалой психологической помощью Лены, которая очень кстати оказалась рядом, я подхватила драгоценное дитятко на руки и побежала спасать. Отдав дитятко в руки профессионалам, Нэко пережила ночь, так и не убедив себя, что нужно продолжать жить учиться, и на утро очень даже неплохо сдала экзамен - как, до сих пор не очень понимаюXD На следующий день выяснилось, что драгоцценное дитятко оказалось в прямом смысле драгоценным - новый б\ушный винчестер оказался равен по стоимости новому нетбуку два года назад - ну, учитывая, что два года назад все было в три раза дешевле, в принципе не беда. Однако, золотоволютный запас Нэко сократился вдвое >< На этом печали жизни не закончились - судьба методично продолжала доказывать, что жизнь, в общем-то, не праздник. В пугающей последовательности мне поставили отвратительнейшего руководителя диплома, вконец расклеились единственные зимние сапоги, в моих руках взорвался балончик с краской для замши (!), потерялись перчатки, развалился телефон, разорвалась цепочка и сломался магнитофон Оо И это уже не говоря о том, что информацию с винчестера восстановить не удалось. Вот я и думаю, кто этот садист, кто втыкает иголки в куклу вуду? XD
Однако, о хорошем, чтобы разбавить этот весьма депрессивный пост - пришла открытка от Брисоль Спасибо за приятный сюрприз И последняя сессия все-таки сдана с минимальными потерями!
В такой знаменательный день Нэко вылезла на дайри, ибо она в совершеннейшем экстазе Во-первых, спасибо всем преогромнейшее за поздравления, подарки и хорошее настроение, ибо я всех вас люблю и обожаю - лучших друзей и не надо Некоторые подарки я еще не открыла, так что тут может появиться еще много писков и визгов, но пока о главной причине экстаза
Рьюрен! Брат! Я буду поклоняться вам вечно! Вы, возможно, не знаете, но эту книжку я искала лет пять, если не больше, и уже почти отчаялась.... В общем, это подарок небес и ваш, и я на семнадцатом небе! Я вас люблю, вииии *_____* А Сейран, Сейран, любовь моя, он теперь будет всегда со мной на мобильнике!*____________* Вы, случайно, не собираетесь еще в Минск, хотя бы проездом, чтобы я вас могла затискать потискать?
Эрху, милая, поздравляю с Днем Рождения! Оставайся такой же замечательнымХьеой и радуй нас Желаю тебе по дороге к своей цели встречать только настоящих друзей, верных, добрых, заботливых и внимательных! Пусть у тебя всегда будут правильные пчелы и правильный мед!
Немного о просмотренных фильмах Что-то на этот раз меня понесло в лошадиную степьXD
Лето на ранчо Койот. Вкратце: городская девочка ищет себя и смысл жизни своей на ранчо и находит на соревнованиях по верховой ездеXD Самый приличный "чисто американский фильм", который я когда-либо видела Но! Только нэко понадеялась, что ОТП у нее в этот раз выйдет (ибо, эй, фильм американскийТТ), то сразу не получила ничего. Да, даже признания не получила ТТ Куцый конец у этого фильма, романтики, когда она кстати, нет, а так смотреть можно
......
Мельбурнский кубок. Ради участия в указанном кубке, молодой парень Дэйв собирается пересечь по горам 600 миль, при этом ему во что бы то ни стало нужно сохранить лошадь - Арчера. Ну, что сказать, парень наивный, скромный, деньги все же потерял (всего лишь раза два), лошадь немного замучил, но все же много кому помог и сам остался при пряникахXD Милое квестовое зрелище
......
Дымка. Красиво. Мило. Грустно. Недосказано. Либо это со мной что-то не так, либо этот фильм сильно страдает отсутствием обоснуя Возможно, к этому фильму есть какой-то оригинал - книга, так очень хотелось бы ознакомиться><
Тэ Вун, простой паренек, живущий с матерью, поступил в престижную высшую школу. Там встретил своего лучшего друга-соперника математического гения Чон Гю и маленькую своеобразную малышку, имени которой так и не узнал. Но Чон Гю умирает, и с этого момента жизнь Тэ Вуна теряет всякий смысл. Проходит восемь лет, и он снова встречает ту самую девочку, имени которой он так и не узнал.
......
Признаюсь, эта дорама постоянно обламывала мои надежды (любимый герой умер аж в 1 серии Оо, ОТП не сбылось><, но тем не менее оставила очень хорошее впечатление Через весь сериал проходит тема дружбы, любви, и все это такими нежными, грустными полутонами, что вроде хочется плакать, но вместе с тем понимаешь, что по другому и не могло бы быть.
......
И, главные герои главными героями, но больше всего зацепили все же второстепенные персонажи, такие как Чон Гю, Гон У, Сын Ри. И чем зацепил конец - это мыслью: жизнь - это лучшее из всего, что может быть, поэтому нужно продолжать жить, несмотря ни на что.
Mop Girl. Искала комедию - нашла комедию Милую, замечательную, и не без трагизма Хасегава Момоко, 21 лет от роду, теперь работает в бюро похоронных услуг и одновременно спасает людей, пытаясь освоиться с даром менять будущее.
......
Много юмора, много тревожного, очень динамично. Порадовала милая парочка Шотаро/Момоко, но с сюжетной загогулиной в части ее спасла его бывшая девушка все становиться печальнее ТТ
King of Thorn. Помню, прочитала я как-то мангу эту и очень мне приглянулась она И вот наконец посмотрела экранизацию
......
Сюжет закручен и суров, даже больше, чем в манге, не говоря уже о том, что конец манги они переврали, чем лишили меня счастливого конца для моего ОТП. Хм. Но мне все же понравилось XD